[Ежик-сан]

Название: Чистый лист
Автор: Ежик-сан
Рейтинг: G-PG
Жанр: мистика
Дисклаймер: все не мое
Размер: большое мини (4 787 слов)


Белая заснеженная пустыня похожа на чистый лист, по которому черными точками движутся двое. Они не говорят друг с другом, не пытаются защитить друг друга от безжалостного, хлещущего наотмашь ветра, не смотрят друг на друга. Всего лишь идут рядом, вперед. Уже несколько недель. Чистый лист пачкает лишь глубокая колея их следов, но ветер старательно восстанавливает девственную белизну окружающего пространства. Холодно.
Я смотрю наверх, небо тоже белоснежное, все вокруг настолько идеальное, что не может быть реальным. Мы идем так долго, но ни разу не остановились, мы даже есть не захотели, ни разу. Я искоса смотрю, на черную фигуру того, кто идет рядом, Брэд Кроуфорд, из-за белых помех метели его невозможно распознать, я просто знаю, что это он.
Чистый лист, которого еще не коснулась кисточка, лежащий перед художником, еще совершенный, еще идеальный. Это убивает.
Это все невозможно. Мы невозможны.
Повинуясь порыву, я опускаюсь на колени, и руками, не защищенными перчатками, разгребаю снег; холод пронзает кисти, заставляет болеть даже кости, мягкий снег обращается в тысячи иголок. Кроуфорд останавливается, но ничего не предпринимает, смотрит, скорее всего думает, что я сошел с ума. Черная, обледенелая земля, выглядывающая из-под разворошенного снега, словно рваная рана, разрушает ледяное совершенство окружающего пространства. Я смотрю на дело своих рук и улыбаюсь. Рядом присаживается Кроуфорд, но смотрит не на землю, а на меня.
- Ты поцарапал руки, - слова едва слышно: их уносит ветер.
И правда.

Я просыпаюсь. Этот сон снится из ночи в ночь: снежная пустыня под ногами, белое небо над головой, метель, и идущий рядом Кроуфорд. Обычные сны не повторяются еженощно, и в них не бывает Кроуфорда.
Сны не приносят никакой боли, не побуждают ни к каким действиям, не делают меня рассеянным на миссиях, не привели к провалам. Так что нет никаких оснований подозревать, что их навеял Шульдих, а других подозреваемых у меня нет.
Я смотрю на свои руки, они красные и покрыты мелкими царапинами. Я расцарапал их о замерзшую землю. Во сне. Любой человек знает, что царапины, полученные во сне, исчезают поутру. Эти не исчезли.
Остается два варианта: или я сошел с ума, что, в принципе, возможно, или эти сны были ненормальными в большей степени, чем я предполагал, такой вариант после встречи с паранормами тоже не могу исключить. Оба варианта могут подвергнуть мою команду опасности.
Приходится думать, что лучше обратиться в Критикер, если я псих, мне помогут (небольшая комната с мягкими стенами, лекарствами и услужливыми докторами), или же попробовать связаться с Кроуфордом. Второй вариант как-то приятнее – ложиться в психушку очень не хочется. Достать номер Шварц оказалось не так уж сложно. Полтора часа посидел в интернете, и вот у меня контактный телефон Кроуфорда, наверное, для клиентов. Плевать.
- Добрый день, - Кроуфорд говорит равнодушно, он не задает ни одного вопроса, его не слишком интересует, что может сказать собеседник.
- Добрый день, Кроуфорд-сан. Вас беспокоит Фуджимия Ая, - очень стараюсь говорить вежливо и, по мере возможности, доброжелательно: может, придется еще работать с Кроуфордом, хотя лучше, если его нужно убить. - Мне бы хотелось с Вами поговорить.
- Вот как, - голос Кроуфорда оживился, в нем послышалась еле заметная насмешка, - и о чем же позвольте Вас, Фуджимия-сан, спросить?
Мне остается только скрипеть зубами, Кроуфорд издевался.
- О снеге.
Тишина в трубке, прикидываю, что она может означать: то, что Кроуфорд все понял, но от неожиданности не знает, как реагировать, или то, что я сошел с ума, и Кроуфорд просто не понял моих слов.
- Что ж поговорим, но, Фуджимия, умоляю без канцелярских штампов, - «умоляю» Кроуфорд произнес так, что у меня опять заскрипели зубы.
- Когда и где?

Место встречи было выбрано странно, это парк, на дорожках, запорошенных полуистлевшими листьями, оставшимися еще с прошлых лет, я не встретил ни одного человека. Поздняя весна одела одичавший парк зеленью, раскидала в траве тысячи ярких цветочных пятен, стволы деревьев причудливо кривятся, солнце смеется солнечными зайчиками. Парк, он живой, но все же кажется мастерски нарисованной картиной. Я не удержался и приблизился к одному из деревьев, пытаясь разглядеть мазки, и конечно ничего не увидел.
Кроуфорд сидел на потрескавшейся, с облупленной краской лавочке, встречая меня внимательным взглядом, наверное, он был недоволен тем, что пришлось ждать, но извиняться я не собирался, хватит с него и телефонного разговора. Сидим рядом, разглядываем деревья и молчим, ожидая первой подачи. Мимо прошла невысокая девушка, бросила на нас любопытный взгляд и скрылась за деревьями.

Сегодня в моем парке людно, относительно конечно. Целых двое мужчин, да еще и сидящие рядом. Один смотрит на меня неотрывно, цепко, оценивающе, похоже привычка, второй посмотрел мимолетно и отвел взгляд. Они сидят рядом, но они не вместе, когда люди вместе это чувствуется, что-то появляется во взглядах, а движения меняют свой ритм.
Мой парк, создан для одиноких прогулок: здесь никогда не бывает влюбленных парочек, никогда не бегают стайками детишки из соседних школ, не распивают пиво с друзьями студенты, не приходят погулять вечерком семьи. Не знаю, почему так сложилось, но я к этому не имею ни малейшего отношения. Зато сюда приходят в поисках одиночества романтики, иногда обычные горожане, уставшие от суеты Токио, некоторые приходят выплакать свою боль. А те, что сидят рядом -странные, они не из тех, кто гуляет в одиночестве по заброшенному парку. Они слишком сосредоточенны. Я разглядываю их, красивые, но неестественные в моем парке, на мгновение мне хочется их прогнать, а потом я решаю: пусть остаются.

- Итак? – когда девушка скрывается из вида, Кроуфорд дает мне понять, что раз я первый ему позвонил, то мне и объясняться. Знать бы с чего начать. Я все еще не уверен, что он не примет меня за сумасшедшего.
- Мне снится сон: белая, снежная пустыня, метель, белое небо, и мы с тобой идем без всякой цели, - последнюю фразу, я произнес немного вопросительно, но Кроуфорд молчал. Вообще-то я надеялся, что этого будет довольно, но пророк ожидал от меня еще чего-то. – Словно чистый лист бумаги.
- Да, похоже. Но снится нам этот сон уже три недели, почему ты позвонил сегодня?
Я посмотрел на свои руки, потом указал на них Кроуфорду, тот взял меня за запястье и поднес ладонь поближе к глазам. Не люблю, когда ко мне прикасаются, не то чтобы неприятно, но все, что нарушает личное пространство - небезопасно. Кроуфорд разглядывает мои руки, как врач, осматривающий пациента - ничего личного.
- Ты поцарапал руки, – думаю, он намеренно повторяет фразу из сна, давая понять, что помнит наш сон, а потом отпускает мою руку, и она расслабленно падает. Я расслабил руку, когда ее держал Кроуфорд, Оракул из Шварц - отвратительно, хуже того – непрофессионально.
- Что ты об этом знаешь? – вопрос вышел резким и злым, Кроуфорд бросает быстрый и слегка удивленный взгляд.
- Ничего, так же как и ты. Я Оракул, а не всеведущий Бог, - в его голосе звучит отражение моей злости. Он всего лишь отвечает на мой тон, и я чувствую нечто похожее на вину, извиняюще смягчаю тон.
- Это мог сделать Шульдих? – Кроуфорду следует оценить мою добрую волю, именно это подозрение не дает мне покоя, с первой же ночи, когда мне приснился «белый лист». И все-таки я не обвиняю, а задаю вежливый вопрос. Пока.
- Это не он: его почерк я бы узнал, к тому же он достаточно умен, чтобы не впутывать меня в свои игры, - не скажу, что его слова меня убеждают, но высказывать свои подозрения глупо. Кроуфорд ответит что-нибудь вроде «не хочешь – не верь» и будет прав.
- Хорошо, но, в любом случае, ты знаешь больше меня о подобных явлениях. Кто это мог сделать, только ли телепат, или же есть еще кто-то способный? И чем могут быть опасны такие сны?
- Я не знаю, - естественно, я ему не верю. Я начинаю медленно закипать, еще чуть-чуть и я решу, что катана поможет мне больше, чем дурацкие разговоры. Кроуфорд смотрит на меня какое-то время, потом раздраженно добавляет. – Я же сказал, Ая, я не Господь Бог, могу сказать, что таких царапин – он едва ощутимо прикасается к моей ладони, рука конвульсивно отдергивается – отвратительно, вначале расслабился, теперь дергаюсь, - не бывает от телепатически навеянных снов, способных на такое я не знаю. Возможно, сны не опасны, и это не гадость, сделанная нам каким-нибудь врагом, а явление паранормальной природы, - Кроуфорд задумался, я жду продолжения, если его не будет, значит, время для разговоров закончилось. - Бывают паранормальные явления, они не враждебны, а подобны ветру или дождю, они просто есть, им наплевать на людей. Я не ученый, Ая. Нас, Шварц, не посвящали в научные открытия. Нам давали задания, и мы должны были их выполнить, не задавая лишних вопросов, если собирались жить дальше, - Кроуфорд злорадно ухмыльнулся своему прошлому. Черт, я его понимаю, слишком хорошо. Чувствую, как мои губы растягиваются, в такой же нехорошей усмешке. – А мы собирались.
Я не знаю, могу ли верить Кроуфорду. Это раздражает, но он единственный человек, который может знать хоть что-то. Идти в Критикер бесполезно, они ни хрена не знают о всякой паранормальной пакости. Еще убьют для профилактики непредвиденных неприятностей.
- Эти сны можно как-то убрать? Обряды какие-нибудь провести…
Кроуфорд мученически вздыхает.
- Я. Не. Знаю. Ая, я был лучшего мнения о твоих умственных способностях.
- Ты предлагаешь ждать, какую пакость может преподнести это паранормальное явление, которому глубоко плевать на людей, ничего не делая? – я тоже раздражен, ненавижу ожидание и бездействие, ненавижу невозможность повлиять на исход событий. Ненавижу.
- А что предлагаешь ты? – давлю рвущийся на волю рык, я ничего не могу сделать. – Если хочешь, можешь помолиться, вдруг поможет, - эта сволочь издевается, рука сама сжимает катану, если я его убью, то точно что-нибудь да изменю. А потом представляю, что мне придется идти по чистому, идеальному листу бумаги в одиночестве, и отпускаю руку. Кроуфорд, напряженно наблюдавший за мной, слегка расслабляется, его рука ложится на колени, похоже, до этого он был готов в любую секунду выхватить пистолет.
- А предвидение? Оно что-нибудь говорит?
- Я не предвижу смертельной опасности в ближайшем будущем.
- Но выстрелить был готов, - я пытаюсь хоть немного отыграться за все сегодняшние насмешки, - неужели не предвидел, моего выбора?
- Предвидение не дает стопроцентной гарантии качества, - высокомерно отвечает Кроуфорд, но я понимаю, что сумел задеть неуязвимого Оракула из Шварц, хоть один повод для радости на сегодняшний день.
- Больше ты мне ничего полезного сказать не можешь? – я понимаю, что играю с огнем, но никак не могу удержаться.
- Нет, - Кроуфорд злится - еще одним поводом радоваться больше.
Я поднимаюсь и, отойдя на несколько шагов, произношу:
- Раз ты бесполезен, то я ухожу. Встретимся во сне.
Вслед мне несется:
- Сопляк, - я все-таки сумел удержаться и не проткнуть его. Может быть зря.

На обратном пути я зашел в храм: не верю богов, не умею молиться, но вдруг?.. Узнал бы Кроуфорд, опять начал бы издеваться до тех пор, пока мое терпение не приказало бы долго жить.
Нервы и так на пределе, а тут еще Кудо всю ночь где-то шлялся и утром не явился, Хидака ушел со своей ребятней тренироваться. В итоге, работать пришлось мне с Оми, а открывал магазин и вовсе только он один. Когда мои «трудолюбивые» товарищи прибыли в Конеко, я им объяснил несколько очень простых правил поведения.
Наверное, я сорвался, потому что к концу разговора лицо Кена приобрело свекольный оттенок, а лицо Йоджи побледнело и местами позеленело, видимо, его проняло обещание кастрировать, если еще хоть раз… и некоторые подробности этого процесса.
Оми при нашем разговоре не было, однако спустя какое-то время он подошел ко мне и стал выспрашивать не случилось ли чего. Из чего я заключил, что как бы там ни хвалили нашу звукоизоляцию работники Критикер, она оставляет желать лучшего. Надо будет этим заняться, и проследить лично. Объясняться с Оми я не стал, мои сны – это только мое личное дело. А если они как-то повлияют на миссии? Да, раньше все было нормально, но если все же?..
Оми смотрел на меня почти испугано:
- Ая, что-то случилось с Аей-тян? - меня иногда и сейчас называют Аей, по привычке. И Кроуфорду в разговоре я представился Аей… А потом до меня дошел смысл вопроса, и я бросился звонить. А вдруг эти сны как-то связаны, или как-то влияют на Аю?!
Сестренка была здорова, весела, с учебой у нее тоже все было хорошо, мы немного поговорили и меня отпустило. Впервые за этот чертов день я смог мыслить ясно, я буквально чувствовал, как вымывается адреналин из мой крови, как затихает шум в ушах (а я его и не заметил), как выравнивается пульс. Оми поджидал моего появления, и все в его позе говорило об ожидании чего–то очень неприятного, увидев меня, он тут же расслабился. У меня замечательная команда, я так считаю, хоть никогда и не скажу вслух.
Не зря я никогда не верил в богов. Мне снился чистый лист бумаги.

Чистый лист был замаран первой кляксой - клочок земли, выглядывающей из-под разрытого снега, и мы с Кроуфордом, сидящие возле него на корточках. Впервые нарушенная тишина.
Рука художника занесла кисточку над листом бумаги, с кисточки упала черная капля туши, художник смотрит в задумчивости: взять ли новый лист или же рисовать на этом, вплетя кляксу в задуманный сюжет. А он задуман? Или даже художник не знает, что хочет изобразить?
Мы поднимаемся и идем вперед. Как всегда. Ветер заносит разрытую мною яму, у него получается не сразу, но он справляется. А мы снова бредем по бесконечному, идеальному белому листу.
Когда-то я увлекался рисованием. В детстве. Давно. Мое увлечение быстро прошло. Но я понял тогда, что только чистый лист идеален и совершенен, а все, что нарисовано, имеет какие-нибудь недостатки. Но какое упоительное чувство видеть, как из-под твоей руки выходит нечто новое, неправильное, кривое, косое, и… живое.
Кроуфорд… мы проделали весь этот путь вдвоем, кто мы друг другу? Он мне сказал всего одну фразу, а я не сказал ни слова. Кто мы? Почему мы идем вместе? Кроуфорд для меня «Тот, кто идет рядом». Я не думаю, что это мало.
А что думает о нас Художник? Мы часть его задумки? Или же муравьи, ползущие по листу бумаги, и как только что, он тут же скинет нас на пол? Или раздавит?
Холодно. Ветру все равно, что задумал Художник, он хлещет нас по щекам, а мы идем. Неужели все так и останется неизменным? Чистый лист – неживой, хуже – несуществующий. И нас нет тоже.
- Пусть измениться хоть что-нибудь. Неужели здесь нет даже камня? – ветер заколачивает слова обратно, обжигая глотку болью. Кроуфорд молчит, он знает, что не стоит говорить на таком морозе и в такой ветер. А я удерживаю крик: «Не молчи!». Нам бы следовало повернуться к ветру спиной и идти в обратном направлении - мы все равно идем без цели. Я смотрю себе под ноги, когда вокруг все белое, не имеет значения, куда направлен твой взгляд.
- Ран, - голос Кроуфорда на секунду перекрывает ветер, и я поворачиваюсь к нему, - дерево.
Я смотрю вперед, а там… правда. Дерево, узловатое, низкое, черное, только снег пытается спрятать его от нас. Но я уже бегу, против ветра, против холода, против невозможной, совершенной белизны листа.
- Не беги, опасно - Кроуфорд не понимает меня, но бежит со мной. Он говорит на бегу – верх идиотизма, но я ему благодарен за то, что он рядом.
-Молчи, - я тоже не всегда блистаю умом.
Мы добегаем, я отворачиваюсь от ветра и смеюсь, Кроуфорд смотрит укоризненно. Я прикасаюсь к коре дерева, она вся неровная, шероховатая. И такая реальная. Кроуфорд какое-то время смотрит на меня укоризненно, а потом улыбается.
Мы улыбаемся вместе.
Рядом.
Я забираюсь на дерево и, забравшись наверх, ощущаю, еще сильнее ощущаю, что я жив.
Кроуфорд смотрит, на меня снизу, и взгляд его говорит «идиот».
- Я жив.

Я улыбался. Улыбался виденному во сне. Рану с полусумасшедшей улыбкой и вызовом, говорящему: «Я жив».
Шульдих быстро исправил положение, испортив настроение за завтраком. Немец способен достать даже святого, но сегодня я ему благодарен: не стоит идти на деловую встречу в таком благодушном настроении, деловые партнеры, как акулы, стоит им почувствовать слабину и попробуют заглотить рыбку. Забавно играть с возомнившими о себе слишком много «акулами», но невыгодно.
Ран позвонил первым, что порадовало: тот, кто звонит первым, признает свою зависимость. Что бы Ран ни думал, но самоутверждаться за его счет я не собираюсь - не нуждаюсь в самоутверждении за счет чужого унижения. Но осознание зависимости послужит хорошим сдерживающим фактором – Ран опасен, даже для меня, он слишком импульсивен и противоречив и потому не всегда предсказуем. Фудзимия, как сжатая пружина, достаточно одного неверного движения, и он ударит, а тогда мне придется его убить. Смерти Рана хотелось бы избежать.
Рана не было. Он опять опаздывал. Это так сложно прийти вовремя?
Парк я увидел три недели назад, за день до того, как начали сниться сны, именно поэтому я предпочел встретиться с Раном здесь. К тому же парк был прямой противоположностью белой пустыни.
Ран опоздал на десять минут и, судя по злорадному блеску глаз, сделал это специально. Как мелочно.
- Добрый день, Ран, - Ран вздрогнул и удивленно посмотрел на меня, ему было непривычно слышать «Ран».
- Добрый день, Кроуфорд, - и замолчал, присаживаясь на скамейку. Если Ран позвонил, значит, ему есть, что сказать. Необходимость вытягивать из Фудзимии каждое слово раздражала.
Царапины на его руках зажили и превратились в небольшие, темные линии, губы потрескались, если провести по ним языком, наверное, можно прочувствовать каждую трещинку. Наверное. Ран изменился, не со вчерашней, конечно, встречи, со времен наших столкновений. Повзрослел. Стал уверенней. Из его движений исчезла лихорадочность, теперь Ран не делает ни одного лишнего движения, словно скупится. Хотелось бы мне увидеть его в бою, это должно быть эффектное зрелище и, без сомнения, очень опасное. Я знаю, это будет похоже на танец, стремительные, непредсказуемые движения, губительные, и шальные фиолетовые глаза, искрящиеся опасным восторгом битвы. Стальная орхидея, кажущаяся хрупкой и нежной и убивающая всякого, кто посмеет повестись на этот обман. Мысленные картинки вызывают к жизни улыбку.
Ран смотрит на меня в упор. Наконец-то. Абсолютно безразличный секунду назад, сейчас видит только меня. Это одна из интереснейших особенностей Рана, пока он смотрит на вас, вы практически единственное, что для него существует, но стоит ему отвести взгляд и вас для Рана больше нет.
Задача состоит в том, чтобы удержать его взгляд.
Все просто?
- Итак? Зачем ты позвонил, Ран? – не думаю, что стоит сообщать, что, если бы не позвонил он, мне бы пришлось звонить самому.
- Сон изменился. С чем это связано?
Опять двадцать пять. Не люблю, когда меня не слушают.
- Я не знаю, Ран, возможно из-за того, что мы встретились, возможно пришло время, а, может быть, мы встретились потому, что пришло время, - он индифферентно кивает, что-то другое беспокоит его по-настоящему. Скажет или будет играть в молчанку? Перед мысленным взором сверкает подброшенная монетка.
Ребро – Ран молчит, но взгляд не отводит.
Мимо проходит девушка, та же, что и вчера, та же, что и три недели назад. Она останавливается, разглядывая нас, хмурится, и я чувствую угрозу, исходящую от нее, готовлюсь уйти с линии удара, но лицо ее смягчается - угроза исчезает - и девушка скрывается в глубине парка. Она слишком естественно смотрится в этом парке, люди так не умеют. С этим надо будет разобраться.
- Ты нашел что-нибудь о случаях, схожих с нашим? – а мне надо решить, рассказать ли то, что я знаю, или просто отдать распечатки. Отдать распечатки – сэкономить время, зато, если я расскажу, то буду видеть реакцию Рана на предоставленную мной информацию. После недолгого колебания решаю, что второй вариант выгодней.
- Да, я выяснил несколько моментов, но я не смог установить, что служит причиной снов. Сны связаны с душевным состоянием человека. Они могут быть опасны, вплоть до смертельного исхода, если человек испытывает гнев, страх, сильную душевную боль, но обычно ничего особенного не происходило, - Ран слушает, опустив голову, так что я не могу следить за выражением его лица, зато вижу, как напряженны его плечи и как белеют костяшки сцепленных в замок пальцев. Внимание Рана целиком принадлежит мне. – Некоторые перестали видеть сны через какое-то время, от недели до нескольких лет, некоторые видели их до конца жизни, - Ран еще сильнее сжимает пальцы, царапины, кажутся, неровными штрихами, нарисованными тушью на полупрозрачной бумаге. – Ты бы хотел никогда больше их не видеть?
Ран поднимает глаза, у него тяжелый взгляд - не будь я Брэдом Кроуфордом, не выдержал бы и отвел глаза. Ран сам разрывает зрительный контакт, опускает голову, позволяя прядям скрыть его лицо, он не хочет, чтобы я видел выражение его глаз.
- Не знаю.
Мы сидим рядом, больше нам не о чем разговаривать. Я не хочу уходить. Без всяких причин. Ран поднимается рывком, делает несколько шагов вперед и нерешительно останавливается.
- Еще встретимся, Кроуфорд, - из-за интонаций слова можно принять за угрозу, но я понимаю Рана - он растерян, и поэтому прибегает к более привычному стилю общению.
А у меня осталось еще одно важное дело.

Девушку я нашел спустя два поворота, или она позволила себя найти… неважно. Я должен знать, что происходит, иначе не смогу планировать дальнейшие действия.
- Добрый день, - идеальная фраза, способная загораться тысячей оттенков эмоций, добротой и радостью, холодом и сарказмом. Я выбрал холодную вежливость. Невысокая японка смотрит на меня с любопытством животного, впервые увидевшего человека.

Передо мной стоит один из тех, что вместе. Вчера они были всего лишь рядом, а сегодня вместе. Мне это не понравилось, ведь мой парк для одиночества, но потом я решила, что они забавные и необычные. Пусть будут. Я их даже решила нарисовать. Передо мной один из них, высокий мужчина, закрывающий глаза. Я не стала заглядывать им в душу, мне не хочется знать все.
- Добрый день, - я идеально отражаю его интонации, в его глазах сменяются настороженность, непонимание и снисходительность. Он посчитал меня бездумно копирующим, человекоподобным животным. Не стану разбивать его иллюзий.
- Кто ты? – он говорит ласково, не совсем искренне, но достаточно артистично для такого сосредоточенного человека. Но вопрос неудачный, я не знаю, кто я, ответов очень много, и выбирать из них правильный для каждого конкретного случая сложно.
- Художница, - я смотрю ему в глаза, сквозь скрывающую их завесу, в них угроза. Дурак.
- Значит наши сны твоих рук дело? – вопросительно смотрю на него - я не занимаюсь чужими снами.
- Белый снег под ногами, белое небо над головой. Чистый лист.
- А вот ты о чем. Нет, я не рисую чужие картинки, только парк. Но я даю возможность рисовать другим, - не очень люблю объясняться с людьми, у них мало слов. Хотя этот, кажется, понимает, и даже почти все правильно. – Я даю чистый лист бумаги, и краски, карандаши. Понимаешь?
Он хмурится, и медлит ответить.
- Ладно, допустим, - теперь хмурюсь я, даже этот понял не все, зато основную мысль уловил. – Но почему мы оказались в этой пустыне вместе с Раном? – красивое имя. Иногда я завидую людям из-за того, что у них есть имена. Но он дурак, я же сказала, что они делают все сами. Я не понимаю, почему должна отвечать на его вопросы.
- Вам так захотелось, - он собирается требовать от меня объяснений, которые я давать ему не буду, - я не полезу в ваши души искать ответ. Я не хочу.
Глаза у него чернеют, как глубокие ямы, в которые можно провалиться. Обязательно со смертельным исходом. Вот так оказывается, боятся люди, которые бояться не умеют. Солнце бросает мой смех, россыпью бликов в листву, а человек окончательно убеждается в моей неразумности. Люди…
Мужчина уходит, не прощаясь, ведь никто не станет прощаться с глупой белкой. Все к лучшему - не люблю человеческие формальности.

Сегодняшний сон не дает мне покоя: пусть только во сне, но я доверился Кроуфорду, как никому не доверял годами. Да и встреча прошла как-то неправильно, я понял, что больше не опасаюсь последствий сновидений, мне почти любопытно. И я хотел встретиться с Кроуфордом. Не ради какой-нибудь цели.
- Как ты думаешь, что с Аей? – голос Кудо, приглушенный и тревожный. Неужели сны все же как-то влияют на меня? Как?
- Меня он тоже тревожит, вчера он был взвинчен до неконтролируемой ярости, а сегодня задумчив настолько, что никого вокруг не замечает, - Оми. Я прохожу мимо, подслушивать некрасиво, даже если говорят о тебе. Главное я узнал, ничего необычного со мной не произошло - моя реакция логически вытекает из сложившейся ситуации.
Что будет если не ложиться спать? Увидит ли Кроуфорд какой-нибудь сон? И если да, то какой? Попробовать?
Я почти вижу Брэда, не идущего - плетущегося по бесконечной снежной пустыне, в одиночестве, а ветер заносит следы. Брэд все дальше и дальше, пока летящий снег не скрывает его от меня. Мне больно сейчас, так же как, когда я представил собственное одиночество там. Это путь для двоих, и пусть Кроуфорд мне не друг, но бросить его я не имею права.

Я протягиваю руку Кроуфорду, и он ее принимает, символический жест. Но мне приятно.
- Мы живы, - Кроуфорд кивает. Черт, мы должны были кричать эти слова, а получилось обыденно и безразлично, это должен быть вызов окружающему миру, а получились всего лишь слова.
Я спускаюсь, смотрю снизу на Кроуфорда, он сидит нахохлившийся, припорошенный снегом, в неловкой и неудобной позе, как мальчишка-подросток, обворовывающий соседний сад, смотрит вниз, и на лице его растерянность борется со злостью. Я знаю, что он пытается придумать, как спуститься с дерева, не потеряв достоинства, Кроуфорд очень не хочет выглядеть смешным. Я опускаю голову, чтобы он не увидел моей улыбки.
Мы несовершенны, мы всего лишь люди, мы живы. Я сумеем пройти этот путь. Вместе. Мы исчертим этот лист цепочками следов, и даже снег не сможет их стереть, мы разорвем ледяную тишину словами, и даже ветер не сможет их заглушить. Мы побеждали всегда, мы победим и сейчас.
Кроуфорд спускается, забив на имидж, это действо называется «в раскорячку». Такого зрелища даже камень бы не выдержал, так что мой смех простителен. Кроуфорд зол, но молчит.
Мы идем вперед, навстречу ветру, снегу, белому небу. А в груди бьется хмельное веселье битвы. Пусть в моей руке нет катаны, пусть Кроуфорд не нацеливает пистолет, пусть наш противник не человек, но я не собираюсь сдаваться. Каждый наш шаг вперед - победа, отвоеванная у окружающей неизменности. Я осознаю, как мне не хватало настоящей, достойной цели. Я воин, я убийца, мои руки в крови, но только таким я могу идти вперед, только поэтому я еще жив.
- Ран, - я оглядываюсь на Кроуфорда, он указывает в сторону: там горы, по склону одной из них огненной рекой течет лава. Мы победили.
Впереди чернеет лес.

Мы победили, вот первая моя мысль. Бесконечный снег отступил, на чистый лист легли первые линии.
Ликование застыло, в голове возник очень простой вопрос: что из того? Мы победили, но это лишь сон. Воображение. Наше подсознание, Брэд ведь говорил о связи снов и душевного состояния. Все легко объяснимо. Черт.
Что мне делать?
Я не могу отказаться от нашей победы. Но я не хочу жить иллюзиями. Царапины на руках едва заметны.
Я не хочу жить иллюзиями, даже если они настолько реальны.
То, что мы сделали, реальность, наша победа – реальность. Я чувствую это, так же как чувствую то, что мы сделали это вместе.
Я не буду звонить. Я должен обдумать ситуацию. Я должен решить.
Я должен.
- Ран, тебя Ая-тян к телефону.
Ая рассказала, что влюбилась. Я всегда узнаю первым о ее новой влюбленности, даже сам объект неземной любви узнает после.
Ая моя любимая сумасбродная сестренка, я без раздумий пожертвую жизнью ради ее счастья, ради ее безопасности. Ради Аи я убью, искалечу, предам.
Но я не могу рассказать ей того, что лежит у меня на душе.
Я люблю ее, но наши пути разошлись. От этого никуда не деться.
Кроуфорд позвонил сам. Я удивлен. На вопрос, что случилось, сказал лишь, что есть некоторые сведения, которые я должен знать.
Я снова опаздываю. Третий раз. Знал бы Йоджи, у него бы появилось хорошее оправдание для собственных опозданий, его ехидный голос буквально звучит у меня в ушах: «Ая, я во всем стараюсь следовать твоему примеру».
Я не иду, я едва переставляю ноги: я так ничего и не решил. И решать не хочу. Внутренний голос, говорит, что я трус. Трусость.
Хорошо, что он не знает.
Я ускоряю шаги. Никто не смеет обвинить меня в трусости и нерешительности. Даже я сам.
Едва вхожу в парк натыкаюсь на девушку, ту, что мы видели дважды, наверное, она очень любит здесь гулять, а, может, у нее здесь с парнем свидания.
Лишние мысли.
Она стоит, загораживая тропинку, и смотрит с детским любопытством. Обойти ее не представляется возможным. Может, она немного ненормальная? Не мне это говорить, я-то на свой счет иллюзий не питаю, я далеко не немного ненормальный.
- А, знаешь, завтра наступает лето, - у нее мелодичный голосок, девушка говорит с серьезностью маленького ребенка, просвещающего глупого взрослого.
- Да, летние цветы распустятся, а солнце станет греть теплее, - я тоже говорю серьезно.
Она кивает и отходит в сторону.
- Приходи сюда еще.
Между бровей у Кроуфорда залегла морщинка, он очень не любит чужую необязательность, почти так же как я. Я приветственно киваю головой.
- Ран, я узнал, почему нам сниться снег, - я жду продолжения, Кроуфорд, даже сквозь очки, смотрит мне в глаза так проницательно, что я отвожу глаза. Мне нужно время. – А главное знаю, что такое наши сны. Ты был прав, это белый лист бумаги, на котором мы рисуем. Вместе. Я думаю, что смогу сделать так, чтобы тебе больше ничего не снилось.
Белая пустыня без конца и края, мы ее победили.
- Ты хочешь этого, Ран?
Мы начали рисовать на белом литке бумаге. Мне приходиться смотреть в глаза Кроуфорда, он в кои-то веки снимает очки. Внимательные карие глаза с крохотными искрами золота в глубине, теми, что обычно успешно скрывают стекла очков. Почему для меня этот взгляд так важен?
- Нет.

Я смотрю, на рисунок, сделанный несколькими линиями туши. Далекие горы, подпирающие небеса, черные силуэты деревьев, и два человека, целеустремленно идущие вперед. Просто. Красиво.

@темы: мини, фанфик, Ежик-сан