Для: Dotana van Lee
От:
Название: Сдвиг по фазе
Автор: Aerdin
Бета: Becky Thatcher
Пейринг/Персонажи: Брэд Кроуфорд/Фудзимия Ран, Фудзимия Ран/Хондзё Таё, Хондзё Юси, Такатори Мамору/Фудзимия Ая-тян, Хидака Кэн, Огасава Ацуси
Категория: слэш, гет
Жанр, он же предупреждение: Ангст, насилие, принуждение, БДСМ, юмор, пытки, романс, ирония в любых сочетаниях, но не что-то одно, а в сочетании друг с другом — и с хэппи эндом для всех. (с) Заказчик
Рейтинг: R
Размер: миди (47,7 тыс. зсп)
Краткое содержание: вне зависимости от исходных данных, счастливый конец возможен. Особенно если этого хотят все
Цветочник, плакса, бывший боевик группы Вайсс Такатори Мамору больше всего на свете любил счастливые концы. Но до определенного момента у него не хватало ни сил, ни храбрости сделать хоть что-то для тех, кто был ему дороже всего.
Две его жизни никак не могли сойтись в одну и рвали его на части. Мамору нечем было порадовать тех, кто оберегал его душу, а по-настоящему взяться за возрождение клана мешал иррациональный страх: боязнь, что в нем тоже есть та внутренняя червоточина, которая обречет его на деградацию стремительнее, чем Цукиёно Оми когда-то посылал дротики в мишень.
Он бы, наверное, и не решился. Не поставил бы на эту попытку все свои надежды, не рискнул — если бы не Фудзимия Ая. Точнее, они оба.
По здравом размышлении, в отличие от всех остальных представителей клана Такатори, Мамору с носящими фамилию Фудзимия очень везло. Брат был тем, кто помог Мамору смотреть в зеркало без отвращения. Сестра лишила сердца, но зато согласилась отдать руку, даже когда — а может, именно по этой причине — узнала всю историю Вайсс. В принципе, если задуматься, Фудзимия всегда плевать хотели на социальные условности — в какой бы форме они перед ними ни представали.
Вот и сейчас, когда Мамору смотрел на бледное, сосредоточенное лицо жены, его переполняла не только любовь, но и пьянящее чувство узнавания и убежденности, что в этой душе рядом он может быть уверенным до конца. В чем-то Ая с братом были очень похожи.
Ая собиралась осматривать останки родительского дома, уничтоженного взрывом восемь лет назад. Она неотрывно смотрела в окно, словно пытаясь поторопить нарочито медлительный поток машин, но при этом крепко сжимала его руку. Хватка была не по-женски сильной, и Мамору чувствовал, что о нем не забыли.
Лимузин наконец притормозил на нужной улице, шофер открыл дверь, и от вида развалин маленькая ладошка на секунду до боли стиснула его. Мамору закусил губу, чтобы удержаться и не предложить Ае вернуться, хотя слова рвались с языка. Но это хмурое выражение лица со сжатыми в тонкую полоску губами он знал — узнавал! — тоже.
Ая приподняла выше воротник плаща и выбралась из машины. Вздрогнула, впервые глянув на пожарище, мотнула головой и зашагала ближе. Темные гниющие полуобгоревшие доски, обломки мебели, обрывки ткани и циновок — она обходила дом кругом, словно стремясь запомнить. Вернулась, впрочем, скоро, втянув голову в плечи и пряча лицо.
Мамору нахмурился, обнимая её и разворачивая к себе, близко глянул в несчастные, покрасневшие синие глаза, гладя по нежной щеке. Тихо попросил:
— Не реви, а? А то я вспомню, что тоже умею.
Она хмыкнула сквозь слёзы, уткнулась носом в середину ладони и зажмурилась. От идиотского умиления и острого приступа нежности стало горячо в груди и одновременно не по себе. Нужно срочно что-нибудь сказать.
— Мне звонили из Лондона, — Ая приоткрыла один глаз, внимательно слушая. — Он вернется. Скоро.
— Сколько у меня времени на восстановление дома? — она прошептала это прямо в ладонь, дыхание скользнуло по запястью.
— Пока не знаю. Месяца три, — вообще-то Мамору не собирался обнадеживать жену так рано, но очень уж хотелось поделиться. Расслабился. Надо съездить к деду поцапаться, прекрасно держит в тонусе.
— Мало. Но я постараюсь успеть. Ран знает про нас? — умение находить уязвимые места тоже фамильное. Блин.
— Нет. Но я вполне готов рискнуть и встретиться с его катаной.
— Тебе не придется, — Ая подняла голову и сощурилась. Ладони сразу стало холодно. — Мы… разберемся.
Будь он просто молодоженом, Мамору бы, может быть, и не поверил. К счастью, он им не был.
— Мамо-тян… — Он вздрогнул. Этим именем Ая его не особенно баловала. — Вы там со своим связным осторожнее. Даже если Ран делает что-то искренне, это не значит, что он преследует только эту цель.
Ну да. Что в этом нового? Но Ая права, забывать об этом нельзя. Неполезно для здоровья.
Жена смотрела с тревогой. Ресницы медленно опустились, когда Мамору наклонился, чтобы поцеловать её. Увлекся, забылся, но когда отстранился, задыхаясь, пообещал:
— Не беспокойся. У меня есть план.
— Коварный?
— А то как же.
Было ветрено. Солнце, вышедшее из-за облаков, бросило в глаза ещё одну горсть лучей, заставив пожалеть о старых очках со стеклами-хамелеонами. Из кучки шушукавшихся на скамье студенток протестующе завопили, когда он шевельнулся, отворачиваясь.
Кроуфорд страдальчески опустил веки и с трудом подавил желание немедленно сбежать. Фотографироваться сумасшедшие девицы с разноцветными волосами ядовитых цветов уже подходили. Национальный колорит, чтоб его. Вместе с косплеем и лав-отелями.
Сейчас они, кажется, поверив, что гайдзин не владеет английским языком, относительно угомонились, столпившись вокруг очкастой девицы с планшетом для эскизов.
К сожалению, его встречу нельзя было перенести в более приемлемое место: второй её участник вообще не был в курсе, что она назначена. Детское стремление произвести впечатление?
Возможно, но наплевать. Кроуфорд считал, что в его возрасте уже можно впадать в маразм и выглядеть идиотом, сколько хочется.
Над ухом снова в голос взвыли девицы, но, слава всем богам, не в его адрес. Какое облегчение. Может быть, они переключатся на другого несчастного.
Визг понизился до прочувствованного стона, и Кроуфорд привычно открыл глаза раньше, чем услышал:
— Однако ты экстремал и склонен попустительствовать альтернативно разумным, — в негромком голосе смешались издёвка и глубокое сочувствие. Ая подошел ближе, угадав, что нужно обратиться по-немецки, и явно привычно проигнорировав буйных сумасшедших, тоже сощурился на солнце. — Или так хочется попасть на обложку?
— Ты же говорил, что моему тщеславию нет предела. — Чтобы он сам ещё раз прошелся про поклонниц в цветочном магазине!
— Да, но мне казалось, что яойная манга — несколько не твой уровень притязаний, — дружеская подначка, ничем не скрытое лукавство… Кажется, Ая в хорошем настроении, хотя о встрече они не договаривались. Кроуфорда медленно отпускало.
— У тебя есть все шансы присоединиться ко мне на обложке, — с невольной сухостью отпарировал Кроуфорд. Тема зацепила. Ладно, он просто не видел Аю с самого перелета: тот закрутился в ворохе свалившихся дел, и они общались только имэйлами. Это пройдёт. Совсем не отпустит, но станет легче, хотя упущенный когда-то шанс всё ещё терзал иногда непристойными снами.
— Ханжа и гайдзин, — привычно хмыкнул Ая. — Разве что на обложке. Насчет реальности ты был трогательно выразителен. Выглядело так забавно, что мне тогда даже на пару минут стало легче.
Кроуфорд пожал плечами в ответ и возблагодарил Бога, что в свое время освежил немецкий: английский в Японии, к сожалению, знали почти все. У Аи в последней команде языком Гёте, кажется, владели как минимум двое, и тот со всегдашней своей практичностью не пожалел времени на то, чтобы научиться хотя бы разговорному. Смеялся, мол, возможность когда-нибудь читать Хайдеггера в оригинале стоила мучений.
Девицы затихли, ловя слова и морщась от непонимания. Какая-то особо ушлая откровенно включила диктофон, собираясь разобраться позже. Кроуфорд с трудом подавил желание взять собеседника за рукав и уволочь отсюда.
Не пришлось. Ая шел тем же ровным, но спорым шагом до самой парковки и только у своего Кайена метнулся на сиденье почти с неприличной быстротой. Откинулся на спинку, нервно взъерошил волосы и с облегчением признался:
— Стервятницы. Ужас какой-то. И слабину чувствуют не хуже собак: стоит только показать, что смущен, порвут на сувениры. Отвык.
— По сравнению со мной ты неплохо держался, — сидеть не за рулем было непривычно, почти неудобно. Но в Кайене хотя бы не приходилось складываться в три погибели.
— Этот опыт из тех, что лучше не иметь, — пробормотал Ая и выжидающе повернулся. — Так зачем я тебе понадобился?
— А у тебя ещё планы?
Ая нахмурился.
— Были кое-какие, но Мамору их успешно порушил. Иначе я был бы на мотоцикле и не здесь: Таё нравится на хайвее. Вместо этого они втроем, вместе с Аей-тян и Юси, зачем-то тащат нас с Таё на какую-то традиционную постановку.
— Ты не любишь ваше национальное искусство? — Кроуфорд удивился, почти без усилия пропустив реплику про невесту.
— Не моё, — Ая пожал плечами. — Я даже икэбаны умею делать, учился когда-то. Но не люблю.
Он задумчиво погладил подвешенную к зеркалу заднего вида сложную снежинку из алого бисера. Проследил пальцами свисающие с граней большие фиолетовые бусины и продолжил, глядя куда-то за лобовое стекло:
— Всё это довольно странно. Мамору юлит, и я не совсем понимаю, чего именно он от меня ждёт. Ко всему прочему, мы ещё и живём у него, ладно, пока магазин переоборудуют. Он предложил собрать новых Вайсс, но тогда зачем светить меня рядом с собой? Достаточно уже того, что Ая вытрясла из меня обещание воспользоваться старым целевым фондом на образование. Я потому и был здесь, в университете, сегодня.
Эта неожиданная откровенность грела. Кроуфорд чувствовал себя так, словно отыграл ещё одно очко у незнакомой ему девушки. И хотя разрыв оставался огромным, избавиться от ощущения соревнования было сложно, да и не слишком хотелось. Так у него оставался шанс победить.
Вспоминать, что для Аи это не игра, не хотелось, хотя Кроуфорд был в курсе, что предложит ему Такатори.
Ая повернулся и, видимо, что-то прочел по лицу. Сощурился:
— Ты уже знаешь, почему.
Кроуфорд хмыкнул, картинно разводя руками.
— Не говори мне, — после короткого размышления попросил Ая. Редкая просьба, но не первая такая и всё ещё удивляющая. Кто ещё предпочёл бы довериться, пускай даже старому соратнику?
Если бы Брэд мог, то влюбился бы сейчас снова.
— Отказываешься от форы? — Он снова порадовался, что передумал сдаваться тогда. Лишиться вот этого? Возможности быть рядом, видеть, слушать. Даже помогать иногда. Если везло. — Но вообще я не о том хотел рассказать.
Ая напрягся, почти неуловимо, но ощущение от него немедленно изменилось. И без того нечастая лёгкость исчезла, сменившись почти рабочим настроем, таким знакомым. Они давно не противники, но тело словно помнило, наливаясь пьянящим адреналином.
— Что на этот раз?
— Трупы и застенки. И какой-то сопляк из твоих, ты был там из-за него. Видел уже профайлы кандидатов?
— Видел, но вряд ли опознаю по твоему описанию — они в основном без особых примет, приятно работать.
— Не то что вы были, — не удержался Кроуфорд. Полюбовался тем, как собравшийся было высказаться Ая глубоко вздохнул и только саркастически фыркнул, соглашаясь. — Судя по тому, что я успел понять, это форсмажор и человеческий фактор. Видение пока нечеткое, видимо, это не скоро, и я надеюсь, что ближе к событию оно станет более явным. Твой боец наткнулся на что-то личное, забыл про план действий и влез глубже, чем его можно было вытащить только имеющимися силами. Вам пришлось отойти и вернуться туда ещё раз.
— Личное… — Ая задумчиво оперся на руль, положив подбородок на скрещенные руки. — Не то чтобы я мог его осудить. Все мы начинаем с этого.
— Но некоторые — особенно, как бы это сказать, выразительно. Громко даже, — Кроуфорд мечтательно сощурился, вспоминая. — Суровая романтика, трагический герой…
— Не печалься, ты на наших встречах тоже был эффектен, — ядовито утешил Ая. — Причем не в ущерб эффективности.
Кроуфорд шутливо прижал ладонь к груди, имитируя традиционный благодарный поклон.
— Приятно получить одобрение от истинного ценителя.
— Всегда рад. Когда приступ?
И вот так — всегда. В лоб, посреди другой темы, с неослабевающим вниманием. Это грело.
— Примерно в конце следующей недели, — Ая глянул пристально, кивнул. Интересно, те, о ком он заботится, всегда чувствуют себя… так?
— Понял. Я освобожу уикэнд и приеду, — Ая повернул зажигание. — Начнется раньше, позвони. Подвезти тебя куда-нибудь?
— До Гиндзы, у меня там ещё встреча.
Кэн проснулся, когда кто-то заботливый решил выключить телевизор и свет. Видимо, Ая-тян: Оми был бы в курсе, что лучше ничего не трогать, чтобы не разбудить. Уснул перед телевизором, не дождавшись честной компании, надо же.
Он поворочался, оценивая, насколько комфортно лежалось и имеет ли смысл подниматься к себе раньше утра, и замер, когда от дверей послышался голос Оми:
— А, вот ты где.
— Шш, Кэн здесь. Может, лучше поднять его и предложить пойти к себе?
— Оставь, если разбудить, он долго не заснет потом. Что скажешь?
Ая-тян помолчала.
— Ран в бешенстве. Я уж думала, он за это время разучился так злиться. Ты что-то не то сказал? Вы поругались? Он ведь даже не захотел возвращаться с нами, а попросил пригнать к театру его машину.
Кэн беззвучно присвистнул и мысленно улыбнулся: когда в Ае перестанет клокотать эта способность взорваться неконтролируемыми эмоциями, ад точно замёрзнет. И не важно, насколько спокойным он выглядит. Но Оми что-то натворил, однозначно. Странно, они с Аей всегда неплохо понимали друг друга, что могло заставить его так вспылить?
Оми молчал долго. Наконец неохотно пояснил:
— Похоже, я предложил больше, чем он считает себя вправе принять. И почти загнал его в угол, потому что без него эта должность мало чего стоит, а поставленная задача не имеет шансов даже начать поиск решения. Не говоря уже о том, его согласие запускает сложный комплекс последствий, к которым он не готов и которые снова потребуют от него полностью измениться.
Вот теперь Кэн чувствовал, что полностью проснулся. Голова лихорадочно работала. Твою мать, Оми! Всё было так хорошо! Что же ты ляпнул?
— Тогда почему ты вообще предложил ему это? — жесткие требовательные интонации. Очень знакомые. Не будь голос высоким и звонким, Кэн мог бы спутать её с братом.
— Он из тех немногих людей, кто способен так измениться, — тихо и горячо заговорил Оми. — Если кто и сможет переделать систему и заставить её работать правильно, то только Ая-кун. Тем более, что доверить такую ответственность и власть я могу только ему!
Ая-тян глубоко вздохнула, прошелестела платьем, видимо, подойдя ближе. С сочувствием заметила:
— Не говоря уже о том, что мы сможем быть за него относительно спокойны, — Оми мрачно молчал. — Понимаю. Идеальное управленческое решение и забота о том, кто дорог. Заманчиво.
— Думаешь, ничего не выйдет? — Оми говорил почти виновато, но голоса начали удаляться. — Ну, есть же какой-то шанс, что он передумает?
Кэн потянулся, задумчиво глядя в темноту. Шанс, да, Оми, мелкий ты заботливый засранец? Честный ты наш интриган, ты точно знал, что я проснусь, если выключить свет или телевизор. Вот как ты теперь просишь о помощи, чтоб тебе от жены ещё не раз за такие выкрутасы досталось.
Аю наверняка куда-то занесет, раз он на своей машине, пожалуй, ждать его надо не раньше, чем через час. Ну, хорошо. Попробуем сначала предположить, из-за чего вся волна.
Что-то новое. Перестройка системы. Власть.
Задачка для идиотов.
Кэн удручённо вздохнул: только Мамору из всех Такатори мог предложить Ае пост Персии. Только Ае он мог рискнуть это доверить, причем, судя по степени взрыва, ещё и аккуратно создать события вокруг так, чтобы самым естественным и комфортным для Аи было бы согласиться. И, черт возьми, только Ая мог взбелениться от одного предложения сделать себе легко.
Кэн опустил ресницы, зная, что не уснет, и чутко прислушался к звукам с улицы. Полусон пришел быстро, лёгкий и неглубокий, позволявший терпеливо ждать, и послушно слетел, стоило мотору машины затихнуть рядом с домом.
Кэн поднялся, с удовольствием потянувшись, и зашагал к комнате Аи.
На середине лестницы его догнали. Кэн глубоко вдохнул и развернулся, быстро оценивая состояние друга. Странно растерянные глаза, взъерошенные волосы.
Абиссинец озадаченный, картина маслом. Ярость перегорела, осталось только огромное удивление и почти что обида: это что, меня так вынесло?
Ну что ж. Просто не будет, но могло быть и хуже. Ая сжал его плечо и вопросительно указал подбородком в сторону своей двери, Кэн только кивнул.
Разговор начался как-то ниоткуда, с места в карьер, Кэн едва успел оседлать стул и удобно уложить подбородок на ладони.
— Почему я такой идиот, Кэн? — тихо и горько. Твою мать. Если Ая продолжает демонстрировать эмоции, к тому же вслух, его и правда сорвало с резьбы. Но хоть сам пришёл поговорить, это вселяет надежду.
С одной стороны, даже неплохо, нет нужды опасаться, что Оми влетит вот прямо сейчас. С другой — светит сеанс самокопания и разбор полетов. Блин. К счастью, пока ответы были более-менее очевидны.
— Почему я ничего не заподозрил ещё тогда, когда Ая-тян потребовала воспользоваться фондом? — Риторический вопрос, вроде бы. Но некоторые очевидные вещи иногда стоит проговаривать вслух. Тем более что это легко.
— Потому что ей ты сначала даешь то, что она хочет, и только потом вспоминаешь, что неплохо бы разобраться, нужно ли это тебе. Ты, кстати, уверен, что не нужно?
Фудзимия моргнул, с трудом подавив, видимо, желание тряхнуть головой. Отлично, удивление — первый шаг к выходу из замкнутого круга самобичевания.
— Ты же понимаешь, что нам нельзя так светиться. Я был против ещё тогда, когда Мамору предложил жить здесь, пока не будет готов магазин.
— Я понимаю, что если ты дашь Оми право себя прикрывать и согласишься на него работать, он вывернется ради тебя наизнанку, — в тон отозвался Кэн. — А потребность поделиться всем, что есть, и защищать тех, кто дорог, у вас трогательно общая.
Ая растерянно взъерошил волосы, и Кэну пришлось сделать над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Держать дистанцию и при этом оставаться друг другу своими Ая с Оми умели ещё во времена Вайсс. А вот со сближением у обоих проблемы: и хочется, и навыка нет, и от необходимости искать компромиссы эти двое властных да принципиальных периодически встают на дыбы. Было бы очень трогательно, не обещай оно столько проблем.
— Я не о том спрашиваю, Кэн. Не туда смотрю, — странный, странный тон. — Ты прав: если я не видел, хотя мог, значит, не хотел смотреть, и ситуация меня до поры устраивала.
Звучит прекрасно, но относительно продолжения предчувствие всё равно мерзкое.
— Почему меня так вынесло? Такое чувство, что я был взвинчен ещё до разговора.
Кэн задумчиво потерся ухом о плечо.
— Ты не хотел ехать с самого начала. Почему? — вспомнил он.
Бинго. Судя по резко дернувшемуся Ае, попал.
— О, ты что-то понял. Пенни за твои мысли, — надо же, подцепил-таки поговорку от Хлоэ.
Молчание.
— Ая! Так нечестно.
Странно уязвимый взгляд, почти растерянный.
— Мы не встретились с Таё.
Кэн быстро закусил губу и попытался спрятать лицо за спинкой стула. Но плечи всё равно неконтролируемо тряслись, с гарантией выдавая его реакцию. Конечно, Ая заметил.
— Кэн!
Полированная дерево подрагивало перед глазами, так что гневный — наверняка! — взгляд Аи пропал впустую.
— Ничего смешного!
Смех всё-таки вырвался наружу, и Кэн пробулькал, безуспешно пытаясь сдержаться:
— Добро пожаловать в мир влюбленных идиотов, синигами, — и расхохотался от души, заметив слабую улыбку.
Ая терпеливо дождался, пока он прекратит, и невесело констатировал:
— Другими словами, я профнепригоден. Тем более там, где хочет Мамору.
«И Ая-тян». Осталось непрозвучавшим. Ну уж нет.
— Слушай, я не сомневаюсь, что ты сможешь задавить это при необходимости. Оставить девушку, отойти в сторону и позволить кому-то ещё быть рядом с ней вместо тебя. Но, может, не надо, а?
Вообще ни звука. Ни движения, ни даже дыхания. Опущенные веки, скрещённые руки. Плавали, знаем.
— Может, хватит уже? Это ведь не слабость. Тебе стало лучше в КБ, я заметил. Ну, хочешь, откажись от должности, оставайся командиром группы, будем гонять молокососов вместе. Пусть всё будет хорошо, а?
Ая сделал шаг вперед, навстречу, так быстро и внезапно, словно кобра качнулась на хвосте, что Кэн с трудом подавил желание отшатнуться. Глянул внимательно, с этаким исследовательским интересом. Промолчал так громко, что Кэну и правда показалось, что услышал. «Тебе тоже там было хорошо».
Ну да, было. Пока Куруми не уехала — год назад, ещё до того, как в руки Хлоэ попал регенеративный модификат интерлейкина.
Плечо стиснула ладонь, и Кэн благодарно вздохнул, потому что Ая резко сменил тему:
— В любом случае, предлагаю на этом остановиться. Всё равно на часть моих вопросов ты сейчас ответил. Пойдём, посмотрим кандидатов — Рекс прислала материалы и просила определиться как можно скорее.
Облегчение, почти счастье накатило волной: Оми, у тебя и твоих шансов легкая рука. Ая согласился, и скоро всё изменится.
Кэн вспомнил об этом разговоре только через пару недель, когда Рекс позвонила в заново открывшийся магазин и предупредила, что вечером вся группа должна быть на месте. А потом вошла, придерживая жалюзи для шедшей позади неё молодой женщины, и представила снова собранным Вайсс новую связную, со специализацией в фармацевтике, — Британку.
Синдзё Куруми. Зараза ты, Ая.
Ацуси сбился со счёта, выругался и начал заново. Получавшийся иногда почти что транс, в котором было не так мерзко, уплыл окончательно, и всё вернулось.
Почему-то больше всего болели места уколов и там, где капельница была воткнута в вену. Она и сейчас медленно капала, почти закончила, какой-то препарат, который внутри, похоже, конфликтовал с каждой клеточкой организма. Ощущение было такое, словно всё тело теперь было из битого стекла, и раны, полученные на миссии, почти не ощущались. За сотрясение, впрочем, можно было не беспокоиться — за эти сутки ему так и не дали заснуть больше, чем на час.
Он тут так и сдохнет, бесплатный материал для опытов этих сволочей, кто бы они ни были. А ребята его бросили. Это Кэн, сука, их увёл, когда сам Ацуси рванулся вперёд за этими убегающими крысами в лабораторных халатах. Если бы не Сибиряк, они бы, может, и пробились к выходу все вместе. А если бы сам Ацуси не слажал на планировании и признал, что им не помешает шестой, когда Кэн предложил связаться с Абиссинцем, то вообще точно бы выбрались.
Ладно, он кретин, они сволочи, ну и к черту их, он всё равно ничего не сказал на допросе, значит, квиты. Ацуси пришёл в Вайсс за местью и ответами, а не за друзьями. Узнал, что хотел, можно сказать.
Сбыча, мать их, мечт. Персия не солгал, говоря, что они вышли на подпольную лабораторию, имевшую связи с «Геотехом» и его филиалами. Вот только Ацуси башню сорвало конкретно, как в лаборатории очутился, только что не затрясло. Кинулся в архив перерывать папки руками, не дотерпел, пока база на винт у Такуро скопируется, чтобы нормально дома посмотреть. Мелкий ещё на руке повиснуть пытался, когда уходил. Блин, жалко его, у него ж вообще никого не осталось, старший брат — и тот сгинул.
Интересно, Персия Ами скажет, что его урну можно рядом с родительскими ставить? Хотя если деньги целиком к ней со счета уйдут, то она и сама поймёт. Она умная, сестрёнка, плакса только.
Препарат кончился, и оказалось, что без него только хуже. Внутри зазудело, да так, что Ацуси изо всех сил рванулся из фиксаторов. Ремни сдавили уже помятые ребра сильнее, так что он повис, беззвучно хватая ртом воздух. Орать сил не было, но так хоть ничего не чесалось. В странных, кстати, местах: скреблось внутри горла, по всему позвоночнику, где-то глубоко в животе и почему-то в паху.
Твою мать, может, его жрёт там что-нибудь? Прогрызает наружу? Или растворяет? Надо было Британку слушать, она какую-то научную тему гнала на инструктаже. Говорила мама, иди в медицину, сейчас хоть бы знал, что за хрень его плющит.
Так, наверное, нарики себя чувствуют, когда с дозы слазят, а ему-то за что?
Философский, блин, вопрос. Самое то на опытном столе. А когда яйца вкрутую изнутри сварятся, интересно, свет в конце туннеля будет?
Кстати, странно, раньше по крысам в халатах можно было часы сверять. Не успевал один препарат закончиться, как они тут как тут были, реакцию проверяли. После какой-то дряни у него, помнится, ощущалка поплыла, тут чувствую, тут похрену.
Где эти суки, сдохнуть бы скорей. Жаль, что Табби сюрикеном не кинул, когда вязали, он мог бы успеть. Но это ж блин Нори, нежный наш, пидарас клубный, лишь бы пожалеть кого не вовремя.
Грудь сдавило, словно ремнем поверх лёгких. Ацуси судорожно пытался вдохнуть, до последнего, уже когда услышал, как выбило дверь. Оскалился в лицо склонившегося над ним Абиссинца и моргнул, чувствуя, что падает куда глубоко-глубоко.
И там правда был свет.
— Разрешения сдохнуть не было.
Пощёчина точно свалила бы с опытного стола, не держи его еще какие-то из фиксаторов. Голова мотнулась, и Ацуси ощутимо впечатался скулой в стойку с капельницей. Кружилась от стыда и счастья, и он прохрипел радостно:
— Даже скопытиться спокойно не дадите, да?
Вместо ответа его перевернули задницей кверху и всадили ещё один шприц-тюбик антидота. Судя по тому, как взвылось, кубов на пять.
Колени всё равно разъезжались, несмотря на то, что под жалостливо-брезгливым взглядом Кэна, подошедшего вынуть катетеры и помочь одеться, Ацуси хотелось провалиться на парочку этажей поглубже. Сибиряк придержал за плечо, помогая слезть со стола, и быстрым движением развернул левую руку на свет.
Ну да, искололи «бормоталкой», как последнего наркомана, потому что толком пытать не могли — медикам он нужен был условно целый, а остатки местной сыворотки правды они вывели сами.
Кэн закинул его руку себе на плечо, и вовремя — на ногах повело, словно мышцы превратились в желе. Очень удачно, потому что от взгляда подошедшего с его оружием Абиссинца захотелось обратно на стол или снова упасть туда, глубоко. Однако Ая обращался только к Кэну:
— Держитесь позади, антидот нейтрализовал не всё. Миорелаксант точно остался, если не какая-то тормозящая мозги дрянь. Хотя вряд ли в этой голове есть, что тормозить.
Ацуси с трудом подавил желание поёжиться. От разъяренного Абиссинца разве что искры не сыпались: ледяные, колкие. А упоминание о себе в третьем лице бесило до крайности.
Они вышли быстро. Сиамец глянул с брезгливостью и исследовательским интересом, водоросль сушеная, Нори жалостливо скривился — Ацуси чуть не сплюнул, представив, как должен выглядеть.
Такуро чуть не бросился на шею, и щёки обдало стыдом. Малёк бы его не бросил.
Дома стало хуже и лучше одновременно. Лучше — потому что после короткого разбора миссии все разбрелись по норам. Хуже — потому что началась детоксикация, а Ая остался.
Абиссинец ничего не сказал за эти четыре часа, но его отношение ощущалось безошибочно: брезгливость, разочарование и обезличенное, усталое терпение.
Он поддерживал голову, когда внутри всё кружилось и выворачивало наизнанку, заставляя обниматься с унитазом. Вкалывал что-то новое, когда тошнота и озноб отпускали, а по телу переставал катиться ледяной пот, и всё начиналось заново.
И всё это — без малейшего личного отношения. Деталь в притирающемся друг к другу механизме команды оказалась бракованной, и теперь её требовалось довести до ума.
Отпустило Ацуси только под утро, и он провалился в сон, как в омут. Снилась какая-то дрянь вроде наркотического бреда, голова была тяжелой, и потому на поднявшего его утром Кэна, Ацуси глянул, как на очередную галлюцинацию.
Хидаку такое отношение не устроило. Он просто вошел и одним движением стряхнул Ацуси с кровати. Огасава с воплем свалился на пол, запутавшись в одеяле, и сел, машинально прижимая тряпку к груди, словно какая-нибудь умственно отсталая девица.
У Кэна, смотревшего сверху вниз, на секунду сделалось интересное лицо: помесь ностальгии с «я работаю с идиотами». У Аи подцепил, точно, Ацуси не раз замечал за ними такое: не просто взаимопонимание, а пугающую синхронность в оценках и жестах.
— Охерел? — в полседьмого утра, после трех часов сна, это был максимум вежливости, который он мог из себя выдавить.
Кэн глянул оценивающе и предложил тоном ласкового садиста:
— Умываться и на смену в магазин. Проебал вчера по глупости свой выходной — твои проблемы.
Ацуси ошалел. Просто не поверил.
— Иди ты…
— Я-то уйду, но если я уйду без тебя, ты в постель вернешься только после воспитательных пиздюлей. Есть желание пополнить коллекцию сотрясений?
Твою мать. Под прикрытием легкого тона Кэн был пугающе серьезен. Вот уж от кого не ждал такой подставы… Стало ужасно обидно.
От попытки запихнуть в себя больше стакана сока, ещё до чашки кофе с сигаретой, снова замутило. Всю смену Ацуси чувствовал себя Золушкой: жрать и спать хотелось безумно, но от запахов еды тошнило, девочки в магазине галдели, гудела голова, а тело ныло со вчера. От только усилившейся обиды в горле стоял комок, и он закусывал губу, чтобы не расклеиться окончательно.
К обеду стало хуже. Ацуси сидел на кухне над пакетом какого-то сока — внутрь больше по-прежнему ничего не лезло. Закрыв глаза, прижимался щекой к влажному картону и потому пропустил, как кто-то вошел в кухню с черного входа.
Не поверил, когда на затылок легла прохладная ладонь, и начало отпускать. И правильно — хотя от прикосновения жестких пальцев начало стремительно легчать, правую руку развернули для укола.
Зашипеть, впрочем, не получилось. Когда Ацуси открыл глаза, Ая уже протирал место укола ватным диском с острым запахом спирта.
Буднично велел:
— Быстро в комнату для спарринга, — и отвернулся.
От накативших злости и обиды Ацуси почти проснулся. Пока соскребал себя со стола и поднимался, этот комок эмоций вскипел полноценной яростью, и Ацуси с трудом дождался, когда можно было её выпустить.
Отсутствие привычного поклона перед началом взбесило ещё больше, и он рванулся, стремясь не просто достать, но и ударить всерьез. Дотянуться до белого горла высокомерной твари с замашками рабовладельца.
Рывке на третьем его развернуло вверх спиной и от души приложило, так, что удар об пол выбил не только дух, но и непрошеную, странную ярость. В голове прояснилось, и снова стало тошно.
Вставать не хотелось, тем более, что Ая сел на циновку рядом. Замер вроде бы выжидающе, но чувствовалось, что промолчать так он может очень долго.
Жесткая ткань царапала влажную щеку, и Ацуси бездумно спросил, почти уверенный в ответе:
— Я отстранен от миссий?
Наверное, надо было просечь тему раньше, но откуда ему было знать?
— На месяц, — негромко подтвердил Ая. Мучавшие брезгливость и презрение пропали из его голоса, как не было. Да и были ли они?
Зато разбор полётов, который ему сейчас светит, Ацуси выслушает наедине, а не перед всей командой, не на общем разборе миссии, который был вчера. А если он не уснет прямо тут и наберется наглости спросить про себя, то ему, может быть, объяснят ещё про то, что всё-таки случилось с ним в лаборатории.
Ацуси опустил тяжелые, словно бы чугунные, веки, чувствуя почти рядом тепло чужого тела, и с облегчением отключился.
— Ещё? — Ран тихо выдохнул свой вопрос прямо в ухо, и тяжелая винтовка в руках дрогнула. Таё аккуратно поставила её на прилавок тира и только потом стала растирать мышцы.
— Хочется, но ты же видишь — руки уже устали, трясутся. Не знала, что она такая тяжелая.
Её обняли со спины, прижимая к груди, и Таё только негромко засмеялась, когда Ран уперся подбородком в макушку. Хана прическе.
— Представляешь, что будет, если нас на этом поймает Юси? Он поколотит меня этой же винтовкой, раз она всё равно ни на что больше не годна.
Таё фыркнула. Ран с братом вечно цапались, но всё время не всерьез: с возвращением Рана Юси словно бы расслабился, а то он два года был мрачным на каждое Рождество. А уж когда Ран попросил взять к себе на стажировку Юки, и вовсе расцвел, хоть и пытался не подавать виду.
Снова видеть было так хорошо и так странно. Таё теперь часто смотрела вдаль, торопясь наверстать пропущенное. Как только Ран смог найти лекарство?
Наверняка каким-нибудь нестандартным способом. Ран вообще думает как-то необычно, словно её странности — это так, в порядке вещей. Хайвей и картинные галереи, тиры и исторические достопримечательности. И яркие вещи, от которых Юси кривится, но молчит. Только на официальные выходы приходит проконтролировать.
Таё до сих пор помнила ревевший под руками мотоцикл, и панику, и странную уверенность в человеке, который страховал её со спины.
Слепота прошла, а уверенность вернулась. И всё это Ран.
Надо попросить его научить водить. И выбить из брата разрешение на фитнесс-клуб: пора что-то делать с руками, она же до этого ничего тяжелее столовых приборов не поднимала.
К ним обернулся продавец в тире, что-то спросил, и Таё моргнула, выныривая из мыслей. Дурацкая привычка грезить наяву, оставшаяся ещё со слепоты.
Выскользнула из объятий и потянула Рана за собой за руку. Тут где-то рядом было ещё мороженое.
Ноги от каблуков ныли, хотя это тоже было приятно. Снова носить нормальные туфли — ещё одно удовольствие, но осторожной всё равно надо быть: Таё поняла это, когда на неровной ступеньке щиколотка подвернулась. Сахарный рожок полетел в одну сторону, слетевшая туфля — в другую, а сама Таё судорожно вцепилась в успевшего поймать Рана. Замерла от уходящего испуга и предвкушения, а когда он наклонился поцеловать, едва успела глубоко вдохнуть.
Голова кружилась от радостного жара пополам с шипучими пузырьками смеха, потому что босую ногу холодил сквозняк, а где-то рядом слышались одобрительные возгласы.
Но это было не самое главное. Самое главное вспыхивало тогда, на короткие мгновения, когда поцелуй заканчивался, а Ран ещё не успевал отстраниться. Таё увидела это выражение случайно и теперь каждый раз, преодолевая томность, распахивала глаза как можно скорее.
Этот странный, пронзительный взгляд. Непонятная жесткость, глубина, прячущаяся за иронией, нежностью и желанием. Его хотелось поймать, удержать на себе, потому что за внешней бережностью такой он был — настоящий.
И сегодня вдруг получилось. Таё поймала этот взгляд, и Ран на секунду напрягся в руках, понял, что его увидели. Она быстро шепнула, дохнула словами в только что целовавшие губы, отогревая:
— Я должна знать. Пожалуйста.
И с ощущением сладкого ужаса поняла ответ, когда его лицо словно бы затвердело, больше не пряча то, что внутри. Ран молча кивнул и наклонился за откатившейся туфлей.
Они доехали до городского особняка Такатори быстро и незаметно. Ран кратко пояснил, что хочет вернуть другу мотоцикл и забрать кое-что у себя.
Пока они ехали, Таё цеплялась за него, сколько было сил, и молча просила: «Только не передумай!». От предчувствия знобило, а руки начали холодеть.
Ран не передумал. Набрал кого-то, сразу как они въехали в гараж, и через пять минут хлопнула внутренняя дверь.
Хидаку Кэна Таё знала плохо и видела редко. Он нёс в руках какую-то папку и ключи — видимо, от Кайена, и лицо у него было странное. Снова эта незнакомая смесь жесткости и на этот раз яростной огненной неудержимости, которая бросалась в глаза тем больше, что, кажется, он был сердит. Во всяком случае, высказался он резко, хоть коротко и непонятно:
— Ая, ты охренел. На всю, мать твою, голову.
Она вздрогнула против воли и скосила глаза на Рана. Он едва заметно улыбался, и Таё расслабилась. Ответил со знакомой иронией, но как-то сумрачно:
— Я благодарен за беспокойство, Кэн.
В машине Ран кинул папку на заднее сиденье и включил обогреватель. Таё благодарно стиснула его руку ледяными пальцами, подумала и решила не убирать.
Заходить в дом Ран не стал, только помрачнел ещё больше, когда увидел подъехавшую прямо перед ними машину брата. «Юси сегодня рано», — скользнула в голове отстраненная мысль. Ран дотянулся до папки, перегнувшись через спинку, а потом близко наклонился:
— Чтобы ты ни решила, позвони, — сердце колотилось в горле и чуть не выпрыгнуло наружу вместе с поцелуем.
Таё стиснула папку в руках, словно опасную ядовитую тварь, и решительно выбралась из машины. Посмотрела вслед, пока он разворачивался, и зашагала в кабинет к брату.
Судзуки, озадаченный их ранним возвращением, всполошился было и смущенно признал, что ужин будет нескоро. Юси неопределенно мотнул головой и ушел к себе, а Таё мышкой шмыгнула на диван в кабинете брата. Когда зрения не было, она слушала там аудиокниги, а теперь вот есть, что почитать.
Подобрала под себя ноги и открыла папку. Первая же страница была — досье, с небрежно прикрепленной старой фотографией. Таё осторожно погладила пальцем отстраненно-жесткое лицо, странно безвозрастное, хотя дата на снимке говорила, что фото было сделано примерно на полгода позже того времени, когда Ран жил у Юси и расспрашивал её про «Стальную Венеру».
Дальше шло почему-то двойное имя. Фудзимия Ая (Ран). Действительно, Кэн же назвал его сегодня именем сестры, и это не была шутка. Скорее, привычное имя, давно ставшее его собственным.
Короткая история гибели Фудзимия-старших, изложенная сухим емким языком, заставила прижать ладонь ко рту. Таё восхищалась Такатори Аей-сама, её энергией и пренебрежением той частью светских условностей, которые ей мешали, а оказалось, что эта сила родилась из тяжелой жизни.
Следующие несколько страниц Таё пролетела, не заметив. Чувство ирреальности почти заставило думать, что она читает краткий синопсис роли к боевику, а не чье-то досье. Голова горела, как от болезни. Как здесь жарко… И щеки мокрые.
Краткая отметка о жизни в Америке — вот, наверное, откуда их знакомство с Кроуфорд-сан. Ещё одно дело в Японии, в Академии Коа. Был большой скандал, точно, когда закрыли на переосвидетельствование известную школу.
Состояние здоровья… предпочитаемое оружие… список ликвидированных.
От цифры стало дурно. От краткой характеристики «цели» каждой из миссий начало мелко подташнивать.
Работорговля, организация подпольных гладиаторских боев, принуждение к проституции, детская порнография, опыты над людьми, торговля органами, наркотиками и оружием в особо крупных размерах, экстремизм и терроризм, психотропное оружие, коррупция…
И короткие отметки: ликвидирован Абиссинцем в составе группы *** тогда-то. О Господи, Ран. Это ведь больше не месть, это уже работа. Почему она такая досталась — тебе?
Сил закрыть папку не было, пользы в этом — тоже. Иероглифы стояли перед глазами ровными страшными строками.
Открывшуюся дверь и приблизившиеся шаги Тайе не услышала. Только стиснула пальцы сильнее, когда Юси попытался забрать папку. Подушечки неприятно заныли. Юси тихо вздохнул и, устроившись рядом, перелистнул подшитые листы к самому началу. Читал он быстро, Таё едва успевала за ним, несмотря на то, что уже видела текст. Она дождалась, пока брат закончит, и уткнулась в шею, разрыдавшись.
Юси молча обнял её и взъерошил волосы на затылке, когда она ударила кулаком по плечу. Потом спросил между всхлипами:
— И что теперь?
— Он хотел… чтобы я позвонила… что бы ни решила… Юуууусиии…
— Что?
— Ты перестанешь со мной разговаривать? — она попыталась вытереть слезы о воротник его костюма, но гладкая ткань с блескучей шелковой нитью намокала плохо.
— Чего?
— Если я его не брошу? Я не могу. Мне наплевать, прав он или нет в том, что делает. Я не хочу.
— Идиотка. Кончай реветь.
— Юси?
— Я ему морду набью за нарушение режима восстановления сетчатки. Он же знал, что тебе нельзя перенапрягать глаза.
— Я сама попросила! Юси, ты… не против?
— Да куда я от вас денусь? Жив, и ладно. Так я и знал, что этим кончится.
— Ты знал про него?! — Таё дернулась из рук и больно ударилась лбом о подбородок брата. — Ой!
— Не в таких подробностях. Я вообще считал, что его убили летом 2002го. И он, козлина, молчал два года. Наверняка и не явился бы, если бы не лекарство, дебил.
Она прыснула от смеха, но получилось как-то со всхлипом.
— Так мы, выходит, два сапога пара?
— Вроде того, по уровню интеллекта. Нашла в кого влюбиться.
— Ну, Юуууси, он такой! — щеки снова стали горячими. И в глазах, небось, бессмысленные сердечки, как в манге, Юси аж фыркнул сердито.
— Избавь меня от подробностей и марш умываться, — он деланно заворчал, когда Таё повисла на шее. — Эй, слезь уже с меня! И позвони ему, что ли.
— Ты самый лучший брат, Ю-тян!
Таё вскочила, торопливо пытаясь вспомнить, где бросила телефон, и затормозила только у двери.
— Иди уже! — нахмурился Юси. — Я это сожгу, не нужно такое хранить. Ты точно где-нибудь потеряешь.
Скривился на воздушный поцелуй, а потом тяжелая дверь ощутимо шлепнула по заднице.
До вечера, когда Ран обещал приехать, Таё успела известись. Звонила Мию, но разговаривать не хотелось даже с ней, хотя обычно они с Ямадой отлично понимали друг друга: когда-то сблизила слепота, а после привезенного Раном лекарства они и реабилитацию проходили вместе.
Таё забралась под одеяло на постели и свернулась в комок. Так и лежала в темноте, пока не открылась дверь, бросив внутрь столб света из коридора.
Ран заглянул, цепким взглядом ухватил обстановку в комнате и закрыл за собой. Подошел бесшумно, ни разу не наткнувшись на пуфик или угол, даже дышал неслышно. Почему не получалось увидеть это раньше, она же глаз отвести не могла, как прозрела?
Под ним мягко прогнулась кровать, а осторожная ладонь отбросила с лица спутавшиеся волосы, погладила взмокший загривок. Хорошо бы распухшее лицо уже остыло, хотя какая в темноте разница?
— Таё? — шепотом. Неужели он тоже… боится?
Она потянулась вслед за рукой, провела по лицу — как тогда, когда «смотрела» на него в первый раз. Ран вздохнул и замер под ладонями, напрягся, почти зазвенел.
Таё закрыла глаза, и кончики пальцев ожили. Словно снова обрели ту, старую чувствительность. Разгладила вертикальную морщинку на лбу, коснулась ровных полосок бровей и смешно пружинящих ресниц, погладила переносицу и крепко сжатые губы. На нижней оказался твердый уголок зуба, закусившего кожу; от нажима он исчез, и напряжение ушло.
Она шепнула так же тихо, но твердо:
— Ты изменился, но остался прежним.
— Таё…
— Шшш… — она приложила палец к смягчившимся губам и осторожно провела ладонью по шее — ворот рубашки-поло был расстегнут. Наткнулась на черточки шрамов, пересекавших ключицы, и слезы закапали сами. — Чем это?
— Катаной, — очень мягко. Почти нежно.
Таё скрипнула зубами и не позволила себе отвлечься на льющиеся слезы. Пусть капают, черт с ними. В темноте не видно.
От пуль, ножей, сюрикенов, даже — она нервно хмыкнула — хариганэ, что это за штука, ками-сама, придется как-нибудь спросить.
Когда Таё коснулась последнего, на животе, Ран поймал её за руки. Негромко, но как-то очень веско сказал:
— Я не стальной, — её бросило в жар, словно окатило кипятком в бане. — Ты решила?
— Можно подумать, ты не понял!
— По мнению Юси, я вообще не отличаюсь интеллектом, — съехидничал Ран.
— По мнению Юси, интеллектом не отличаемся мы оба, — в тон ответила Таё.
А потом прижала его ладони к своим мокрым щекам и позволила опрокинуть себя на покрывало.
Здесь всегда ветер. Ветер, от грохота которого закладывает уши.
Здесь нити, миллионы сияющих нитей, и дрожащие над ними радуги света, не знающего, какую форму принять.
Здесь вращается исполинское колесо, и нити, обвивающие его обод, звенят под напором ветра.
Он дернулся и зашипел, когда по спине прошлась плеть, пытаясь вернуть в тело, но этого было мало, слишком мало. Тело вообще значило сейчас немного.
Нити пели, поют и будут петь, обещая будущее. Но слушать эти голоса нельзя: их слишком много, и прежде чем открыться для знания, нужно найти нужную. А искать можно долго.
Умелая рука снова коснулась паха, и его выгнуло в обвязке, вынуждая отдать семя. Самоконтроль давно остался там, где ветер. Лицо домины мелькнуло на секунду рядом, и он почти её узнал, но удержаться не смог.
В первый раз он запутался в этой паутине судеб, почти задохнулся, пока чужая смерть, оборвавшая одну из нитей, не отпустила обратно. Здесь нет иллюзий, но есть свои же стереотипы, а символы буквальны.
В реальности его отливали водой, а ему всё ещё казалось, что ветер и нити поют так громко, что терпеть всё тяжелее. В этот раз нужная линия нашлась не сразу, заставляя перебирать остальные. Знать слишком много — мучительно. Отказываться от «ненужного» знания — тоже. Он собственник, что делать, и терпеть не может отпускать.
Радуги пойманной наконец нити мечутся перед глазами, и поневоле вспоминается то, что когда-то смущало. Теперь спокойная серость собственного внутреннего мира манит так, как может манить только дом. Ценность здравого рассудка сильно преувеличена, ха!
Из боли, секса и шелковых веревок плохие якоря. А может, он сам виноват в том, что не собирается принимать во внимание ничьё мнение, кроме того, кого выбрал. Выбрал ли?
Перед мысленным взором плавали яркие круги, но лучше не открывать их, хотя хотелось. Найденное знание ещё не устоялось внутри, не развернулось из спутанного пойманного комка полноценной линией с реперными точками.
Можно попробовать вспомнить себя. Можно услышать, что рядом кто-то есть. Можно выдохнуть, что дождался.
— …были проблемы? — хриплый негромкий голос. Ая. Уставший.
Кроуфорд осторожно приоткрыл глаза, боясь снова увидеть только нити и отказываясь позволить этому страху завладеть собой. Пронесло.
— Реакция на большую часть практик была нестандартной, — озабоченно признала тяжело дышащая домина, нервно похлопывая плеткой по затянутому в черную кожу ботфорт колену. Очень сексуальная женщина, признал Кроуфорд. Тело мучила та особая усталость, какая бывает только после чрезмерного количества оргазмов.
Он перевел взгляд на Аю и невольно усмехнулся, насколько мог пересохшими потрескавшимися губами. Абиссинец был, очевидно, только с миссии, а с его привычкой одеваться, чтобы вписаться в местный стиль, достаточно было оставить в машине катану. Что он, весьма вероятно, и сделал.
Ая вежливо кивнул домине и подошел ближе, сощурился, глядя снизу вверх. Вытащил из наручных ножен клинок и принялся взрезать веревки. Ладонь в перчатке, поддевавшая лезвием узлы на коже, заводила, и Кроуфорд только порадовался, что сексуально реагировать на это временно не способен.
— Сможешь идти? — спросил Ая, поднявшись на уровень груди. — Нужно что-нибудь?
— Точно попробую. Пить.
Ая фыркнул.
— Снять тут комнату, чтобы ты мог отлежаться, или ты склонен к бессмысленным красивым подвигам и собираешься вернуться домой прямо сейчас?
Кроуфорд проигнорировал ехидный риторический вопрос, поскольку комната вокруг подло покачивалась, и сосредоточился на том, чтобы дойти до той кровати, которую ему обещали предоставить.
Реальность воспринималась кадрами замедленной съемки. Ая, перекинувший его руку через плечо, Ая, за которого он держался с удовольствием и без колебаний. От алых щекотных волос пахло кровью и дымом.
Домина — он даже вспомнил имя, Инари-сан — открывала перед ними дверь номера, что-то говоря. То ли честно отрабатывала деньги, то ли и правда беспокоилась. Впрочем, одно другому не мешает.
Комната похабной черно-алой расцветки, но с неожиданно мягкой кроватью, сильно прогнувшейся под его весом. Шипучая минералка с лимоном, пролившаяся в иссушенное горло. Рука, всё ещё в перчатке, поддерживающая его затылок.
Что ещё нужно, в самом деле.
Ая присел рядом, набросил сверху покрывало.
— Ещё что-нибудь?
Кроуфорд поймал его за запястье, сжал. Поинтересовался с вернувшимся любопытством:
— Сильно удивился?
— После того, как я нашел тебя в каком-то сквоте в предместье Лондона, а эти гаврики лечили тебя марихуаной и неделю жили на снятые с тебя часы? Не смеши, — Ая устало улыбнулся. — А вот Куруми, передавшая мне твое сообщение, была в шоке, хотя держалась достойно.
— Она будет отличной связной.
— Уже. Ты добился, чего хотел? Метод нестандартный, но у тебя перед приступами это обычное дело.
— Разве?
Ая кивнул, удобнее поворачивая запястье в кольце обнимавших его пальцев, чтобы опереться на покрывало.
— Я подозреваю, что первым размываются границы социальной приемлемости. Что понятно, это довольно узкие рамки. Помогло?
Кроуфорд покачал головой, тяжелеющей с каждой секундой.
— Никакого толка. Работать тебе якорем и дальше, увы. Так легко не отделаешься, — многовато правды, но пускай.
Эта игра, которая любовь, похожа на русскую рулетку, но он никогда бы не смог предположить, что одним из самых весомых козырей станет его же слабость. Его самое большое поражение.
Слепая удача.
— Я и «легко» вообще с трудом совместимые понятия, давно с этим смирился, — Ая пожал плечами и поднялся с кровати, аккуратно высвободив руку. Вернулся к двери, закрывая её на ключ, и вывернулся из плаща.
Кроуфорд только усмехнулся, глядя на показавшийся арсенал. Привычная ирония заставила изогнуть губы.
— Спи. Я останусь здесь, пока не проснешься, — Ая опускал шторы, чтобы солнце перестало мешать. Свет обливал его фигуру, словно душем из солнечных лучей, бликовал на стали оружия и пряжек. Этот образ разительно отличался от «дневного», словно существовали два разных человека, два разных мира.
Сказанному можно было верить, и тело медленно затапливало ощущение покоя и дома.
Кроуфорд опустил веки и уснул, забыв о всё ещё длящемся соперничестве с официальной невестой. Он ещё поборется за «день», а в «ночи» её не существовало.
От:
Название: Сдвиг по фазе
Автор: Aerdin
Бета: Becky Thatcher
Пейринг/Персонажи: Брэд Кроуфорд/Фудзимия Ран, Фудзимия Ран/Хондзё Таё, Хондзё Юси, Такатори Мамору/Фудзимия Ая-тян, Хидака Кэн, Огасава Ацуси
Категория: слэш, гет
Жанр, он же предупреждение: Ангст, насилие, принуждение, БДСМ, юмор, пытки, романс, ирония в любых сочетаниях, но не что-то одно, а в сочетании друг с другом — и с хэппи эндом для всех. (с) Заказчик
Рейтинг: R
Размер: миди (47,7 тыс. зсп)
Краткое содержание: вне зависимости от исходных данных, счастливый конец возможен. Особенно если этого хотят все
Личное благополучие профессионального убийцы
способствует общественному спокойствию.
Макс Фрай
способствует общественному спокойствию.
Макс Фрай
Цветочник, плакса, бывший боевик группы Вайсс Такатори Мамору больше всего на свете любил счастливые концы. Но до определенного момента у него не хватало ни сил, ни храбрости сделать хоть что-то для тех, кто был ему дороже всего.
Две его жизни никак не могли сойтись в одну и рвали его на части. Мамору нечем было порадовать тех, кто оберегал его душу, а по-настоящему взяться за возрождение клана мешал иррациональный страх: боязнь, что в нем тоже есть та внутренняя червоточина, которая обречет его на деградацию стремительнее, чем Цукиёно Оми когда-то посылал дротики в мишень.
Он бы, наверное, и не решился. Не поставил бы на эту попытку все свои надежды, не рискнул — если бы не Фудзимия Ая. Точнее, они оба.
По здравом размышлении, в отличие от всех остальных представителей клана Такатори, Мамору с носящими фамилию Фудзимия очень везло. Брат был тем, кто помог Мамору смотреть в зеркало без отвращения. Сестра лишила сердца, но зато согласилась отдать руку, даже когда — а может, именно по этой причине — узнала всю историю Вайсс. В принципе, если задуматься, Фудзимия всегда плевать хотели на социальные условности — в какой бы форме они перед ними ни представали.
Вот и сейчас, когда Мамору смотрел на бледное, сосредоточенное лицо жены, его переполняла не только любовь, но и пьянящее чувство узнавания и убежденности, что в этой душе рядом он может быть уверенным до конца. В чем-то Ая с братом были очень похожи.
Ая собиралась осматривать останки родительского дома, уничтоженного взрывом восемь лет назад. Она неотрывно смотрела в окно, словно пытаясь поторопить нарочито медлительный поток машин, но при этом крепко сжимала его руку. Хватка была не по-женски сильной, и Мамору чувствовал, что о нем не забыли.
Лимузин наконец притормозил на нужной улице, шофер открыл дверь, и от вида развалин маленькая ладошка на секунду до боли стиснула его. Мамору закусил губу, чтобы удержаться и не предложить Ае вернуться, хотя слова рвались с языка. Но это хмурое выражение лица со сжатыми в тонкую полоску губами он знал — узнавал! — тоже.
Ая приподняла выше воротник плаща и выбралась из машины. Вздрогнула, впервые глянув на пожарище, мотнула головой и зашагала ближе. Темные гниющие полуобгоревшие доски, обломки мебели, обрывки ткани и циновок — она обходила дом кругом, словно стремясь запомнить. Вернулась, впрочем, скоро, втянув голову в плечи и пряча лицо.
Мамору нахмурился, обнимая её и разворачивая к себе, близко глянул в несчастные, покрасневшие синие глаза, гладя по нежной щеке. Тихо попросил:
— Не реви, а? А то я вспомню, что тоже умею.
Она хмыкнула сквозь слёзы, уткнулась носом в середину ладони и зажмурилась. От идиотского умиления и острого приступа нежности стало горячо в груди и одновременно не по себе. Нужно срочно что-нибудь сказать.
— Мне звонили из Лондона, — Ая приоткрыла один глаз, внимательно слушая. — Он вернется. Скоро.
— Сколько у меня времени на восстановление дома? — она прошептала это прямо в ладонь, дыхание скользнуло по запястью.
— Пока не знаю. Месяца три, — вообще-то Мамору не собирался обнадеживать жену так рано, но очень уж хотелось поделиться. Расслабился. Надо съездить к деду поцапаться, прекрасно держит в тонусе.
— Мало. Но я постараюсь успеть. Ран знает про нас? — умение находить уязвимые места тоже фамильное. Блин.
— Нет. Но я вполне готов рискнуть и встретиться с его катаной.
— Тебе не придется, — Ая подняла голову и сощурилась. Ладони сразу стало холодно. — Мы… разберемся.
Будь он просто молодоженом, Мамору бы, может быть, и не поверил. К счастью, он им не был.
— Мамо-тян… — Он вздрогнул. Этим именем Ая его не особенно баловала. — Вы там со своим связным осторожнее. Даже если Ран делает что-то искренне, это не значит, что он преследует только эту цель.
Ну да. Что в этом нового? Но Ая права, забывать об этом нельзя. Неполезно для здоровья.
Жена смотрела с тревогой. Ресницы медленно опустились, когда Мамору наклонился, чтобы поцеловать её. Увлекся, забылся, но когда отстранился, задыхаясь, пообещал:
— Не беспокойся. У меня есть план.
— Коварный?
— А то как же.
Было ветрено. Солнце, вышедшее из-за облаков, бросило в глаза ещё одну горсть лучей, заставив пожалеть о старых очках со стеклами-хамелеонами. Из кучки шушукавшихся на скамье студенток протестующе завопили, когда он шевельнулся, отворачиваясь.
Кроуфорд страдальчески опустил веки и с трудом подавил желание немедленно сбежать. Фотографироваться сумасшедшие девицы с разноцветными волосами ядовитых цветов уже подходили. Национальный колорит, чтоб его. Вместе с косплеем и лав-отелями.
Сейчас они, кажется, поверив, что гайдзин не владеет английским языком, относительно угомонились, столпившись вокруг очкастой девицы с планшетом для эскизов.
К сожалению, его встречу нельзя было перенести в более приемлемое место: второй её участник вообще не был в курсе, что она назначена. Детское стремление произвести впечатление?
Возможно, но наплевать. Кроуфорд считал, что в его возрасте уже можно впадать в маразм и выглядеть идиотом, сколько хочется.
Над ухом снова в голос взвыли девицы, но, слава всем богам, не в его адрес. Какое облегчение. Может быть, они переключатся на другого несчастного.
Визг понизился до прочувствованного стона, и Кроуфорд привычно открыл глаза раньше, чем услышал:
— Однако ты экстремал и склонен попустительствовать альтернативно разумным, — в негромком голосе смешались издёвка и глубокое сочувствие. Ая подошел ближе, угадав, что нужно обратиться по-немецки, и явно привычно проигнорировав буйных сумасшедших, тоже сощурился на солнце. — Или так хочется попасть на обложку?
— Ты же говорил, что моему тщеславию нет предела. — Чтобы он сам ещё раз прошелся про поклонниц в цветочном магазине!
— Да, но мне казалось, что яойная манга — несколько не твой уровень притязаний, — дружеская подначка, ничем не скрытое лукавство… Кажется, Ая в хорошем настроении, хотя о встрече они не договаривались. Кроуфорда медленно отпускало.
— У тебя есть все шансы присоединиться ко мне на обложке, — с невольной сухостью отпарировал Кроуфорд. Тема зацепила. Ладно, он просто не видел Аю с самого перелета: тот закрутился в ворохе свалившихся дел, и они общались только имэйлами. Это пройдёт. Совсем не отпустит, но станет легче, хотя упущенный когда-то шанс всё ещё терзал иногда непристойными снами.
— Ханжа и гайдзин, — привычно хмыкнул Ая. — Разве что на обложке. Насчет реальности ты был трогательно выразителен. Выглядело так забавно, что мне тогда даже на пару минут стало легче.
Кроуфорд пожал плечами в ответ и возблагодарил Бога, что в свое время освежил немецкий: английский в Японии, к сожалению, знали почти все. У Аи в последней команде языком Гёте, кажется, владели как минимум двое, и тот со всегдашней своей практичностью не пожалел времени на то, чтобы научиться хотя бы разговорному. Смеялся, мол, возможность когда-нибудь читать Хайдеггера в оригинале стоила мучений.
Девицы затихли, ловя слова и морщась от непонимания. Какая-то особо ушлая откровенно включила диктофон, собираясь разобраться позже. Кроуфорд с трудом подавил желание взять собеседника за рукав и уволочь отсюда.
Не пришлось. Ая шел тем же ровным, но спорым шагом до самой парковки и только у своего Кайена метнулся на сиденье почти с неприличной быстротой. Откинулся на спинку, нервно взъерошил волосы и с облегчением признался:
— Стервятницы. Ужас какой-то. И слабину чувствуют не хуже собак: стоит только показать, что смущен, порвут на сувениры. Отвык.
— По сравнению со мной ты неплохо держался, — сидеть не за рулем было непривычно, почти неудобно. Но в Кайене хотя бы не приходилось складываться в три погибели.
— Этот опыт из тех, что лучше не иметь, — пробормотал Ая и выжидающе повернулся. — Так зачем я тебе понадобился?
— А у тебя ещё планы?
Ая нахмурился.
— Были кое-какие, но Мамору их успешно порушил. Иначе я был бы на мотоцикле и не здесь: Таё нравится на хайвее. Вместо этого они втроем, вместе с Аей-тян и Юси, зачем-то тащат нас с Таё на какую-то традиционную постановку.
— Ты не любишь ваше национальное искусство? — Кроуфорд удивился, почти без усилия пропустив реплику про невесту.
— Не моё, — Ая пожал плечами. — Я даже икэбаны умею делать, учился когда-то. Но не люблю.
Он задумчиво погладил подвешенную к зеркалу заднего вида сложную снежинку из алого бисера. Проследил пальцами свисающие с граней большие фиолетовые бусины и продолжил, глядя куда-то за лобовое стекло:
— Всё это довольно странно. Мамору юлит, и я не совсем понимаю, чего именно он от меня ждёт. Ко всему прочему, мы ещё и живём у него, ладно, пока магазин переоборудуют. Он предложил собрать новых Вайсс, но тогда зачем светить меня рядом с собой? Достаточно уже того, что Ая вытрясла из меня обещание воспользоваться старым целевым фондом на образование. Я потому и был здесь, в университете, сегодня.
Эта неожиданная откровенность грела. Кроуфорд чувствовал себя так, словно отыграл ещё одно очко у незнакомой ему девушки. И хотя разрыв оставался огромным, избавиться от ощущения соревнования было сложно, да и не слишком хотелось. Так у него оставался шанс победить.
Вспоминать, что для Аи это не игра, не хотелось, хотя Кроуфорд был в курсе, что предложит ему Такатори.
Ая повернулся и, видимо, что-то прочел по лицу. Сощурился:
— Ты уже знаешь, почему.
Кроуфорд хмыкнул, картинно разводя руками.
— Не говори мне, — после короткого размышления попросил Ая. Редкая просьба, но не первая такая и всё ещё удивляющая. Кто ещё предпочёл бы довериться, пускай даже старому соратнику?
Если бы Брэд мог, то влюбился бы сейчас снова.
— Отказываешься от форы? — Он снова порадовался, что передумал сдаваться тогда. Лишиться вот этого? Возможности быть рядом, видеть, слушать. Даже помогать иногда. Если везло. — Но вообще я не о том хотел рассказать.
Ая напрягся, почти неуловимо, но ощущение от него немедленно изменилось. И без того нечастая лёгкость исчезла, сменившись почти рабочим настроем, таким знакомым. Они давно не противники, но тело словно помнило, наливаясь пьянящим адреналином.
— Что на этот раз?
— Трупы и застенки. И какой-то сопляк из твоих, ты был там из-за него. Видел уже профайлы кандидатов?
— Видел, но вряд ли опознаю по твоему описанию — они в основном без особых примет, приятно работать.
— Не то что вы были, — не удержался Кроуфорд. Полюбовался тем, как собравшийся было высказаться Ая глубоко вздохнул и только саркастически фыркнул, соглашаясь. — Судя по тому, что я успел понять, это форсмажор и человеческий фактор. Видение пока нечеткое, видимо, это не скоро, и я надеюсь, что ближе к событию оно станет более явным. Твой боец наткнулся на что-то личное, забыл про план действий и влез глубже, чем его можно было вытащить только имеющимися силами. Вам пришлось отойти и вернуться туда ещё раз.
— Личное… — Ая задумчиво оперся на руль, положив подбородок на скрещенные руки. — Не то чтобы я мог его осудить. Все мы начинаем с этого.
— Но некоторые — особенно, как бы это сказать, выразительно. Громко даже, — Кроуфорд мечтательно сощурился, вспоминая. — Суровая романтика, трагический герой…
— Не печалься, ты на наших встречах тоже был эффектен, — ядовито утешил Ая. — Причем не в ущерб эффективности.
Кроуфорд шутливо прижал ладонь к груди, имитируя традиционный благодарный поклон.
— Приятно получить одобрение от истинного ценителя.
— Всегда рад. Когда приступ?
И вот так — всегда. В лоб, посреди другой темы, с неослабевающим вниманием. Это грело.
— Примерно в конце следующей недели, — Ая глянул пристально, кивнул. Интересно, те, о ком он заботится, всегда чувствуют себя… так?
— Понял. Я освобожу уикэнд и приеду, — Ая повернул зажигание. — Начнется раньше, позвони. Подвезти тебя куда-нибудь?
— До Гиндзы, у меня там ещё встреча.
Кэн проснулся, когда кто-то заботливый решил выключить телевизор и свет. Видимо, Ая-тян: Оми был бы в курсе, что лучше ничего не трогать, чтобы не разбудить. Уснул перед телевизором, не дождавшись честной компании, надо же.
Он поворочался, оценивая, насколько комфортно лежалось и имеет ли смысл подниматься к себе раньше утра, и замер, когда от дверей послышался голос Оми:
— А, вот ты где.
— Шш, Кэн здесь. Может, лучше поднять его и предложить пойти к себе?
— Оставь, если разбудить, он долго не заснет потом. Что скажешь?
Ая-тян помолчала.
— Ран в бешенстве. Я уж думала, он за это время разучился так злиться. Ты что-то не то сказал? Вы поругались? Он ведь даже не захотел возвращаться с нами, а попросил пригнать к театру его машину.
Кэн беззвучно присвистнул и мысленно улыбнулся: когда в Ае перестанет клокотать эта способность взорваться неконтролируемыми эмоциями, ад точно замёрзнет. И не важно, насколько спокойным он выглядит. Но Оми что-то натворил, однозначно. Странно, они с Аей всегда неплохо понимали друг друга, что могло заставить его так вспылить?
Оми молчал долго. Наконец неохотно пояснил:
— Похоже, я предложил больше, чем он считает себя вправе принять. И почти загнал его в угол, потому что без него эта должность мало чего стоит, а поставленная задача не имеет шансов даже начать поиск решения. Не говоря уже о том, его согласие запускает сложный комплекс последствий, к которым он не готов и которые снова потребуют от него полностью измениться.
Вот теперь Кэн чувствовал, что полностью проснулся. Голова лихорадочно работала. Твою мать, Оми! Всё было так хорошо! Что же ты ляпнул?
— Тогда почему ты вообще предложил ему это? — жесткие требовательные интонации. Очень знакомые. Не будь голос высоким и звонким, Кэн мог бы спутать её с братом.
— Он из тех немногих людей, кто способен так измениться, — тихо и горячо заговорил Оми. — Если кто и сможет переделать систему и заставить её работать правильно, то только Ая-кун. Тем более, что доверить такую ответственность и власть я могу только ему!
Ая-тян глубоко вздохнула, прошелестела платьем, видимо, подойдя ближе. С сочувствием заметила:
— Не говоря уже о том, что мы сможем быть за него относительно спокойны, — Оми мрачно молчал. — Понимаю. Идеальное управленческое решение и забота о том, кто дорог. Заманчиво.
— Думаешь, ничего не выйдет? — Оми говорил почти виновато, но голоса начали удаляться. — Ну, есть же какой-то шанс, что он передумает?
Кэн потянулся, задумчиво глядя в темноту. Шанс, да, Оми, мелкий ты заботливый засранец? Честный ты наш интриган, ты точно знал, что я проснусь, если выключить свет или телевизор. Вот как ты теперь просишь о помощи, чтоб тебе от жены ещё не раз за такие выкрутасы досталось.
Аю наверняка куда-то занесет, раз он на своей машине, пожалуй, ждать его надо не раньше, чем через час. Ну, хорошо. Попробуем сначала предположить, из-за чего вся волна.
Что-то новое. Перестройка системы. Власть.
Задачка для идиотов.
Кэн удручённо вздохнул: только Мамору из всех Такатори мог предложить Ае пост Персии. Только Ае он мог рискнуть это доверить, причем, судя по степени взрыва, ещё и аккуратно создать события вокруг так, чтобы самым естественным и комфортным для Аи было бы согласиться. И, черт возьми, только Ая мог взбелениться от одного предложения сделать себе легко.
Кэн опустил ресницы, зная, что не уснет, и чутко прислушался к звукам с улицы. Полусон пришел быстро, лёгкий и неглубокий, позволявший терпеливо ждать, и послушно слетел, стоило мотору машины затихнуть рядом с домом.
Кэн поднялся, с удовольствием потянувшись, и зашагал к комнате Аи.
На середине лестницы его догнали. Кэн глубоко вдохнул и развернулся, быстро оценивая состояние друга. Странно растерянные глаза, взъерошенные волосы.
Абиссинец озадаченный, картина маслом. Ярость перегорела, осталось только огромное удивление и почти что обида: это что, меня так вынесло?
Ну что ж. Просто не будет, но могло быть и хуже. Ая сжал его плечо и вопросительно указал подбородком в сторону своей двери, Кэн только кивнул.
Разговор начался как-то ниоткуда, с места в карьер, Кэн едва успел оседлать стул и удобно уложить подбородок на ладони.
— Почему я такой идиот, Кэн? — тихо и горько. Твою мать. Если Ая продолжает демонстрировать эмоции, к тому же вслух, его и правда сорвало с резьбы. Но хоть сам пришёл поговорить, это вселяет надежду.
С одной стороны, даже неплохо, нет нужды опасаться, что Оми влетит вот прямо сейчас. С другой — светит сеанс самокопания и разбор полетов. Блин. К счастью, пока ответы были более-менее очевидны.
— Почему я ничего не заподозрил ещё тогда, когда Ая-тян потребовала воспользоваться фондом? — Риторический вопрос, вроде бы. Но некоторые очевидные вещи иногда стоит проговаривать вслух. Тем более что это легко.
— Потому что ей ты сначала даешь то, что она хочет, и только потом вспоминаешь, что неплохо бы разобраться, нужно ли это тебе. Ты, кстати, уверен, что не нужно?
Фудзимия моргнул, с трудом подавив, видимо, желание тряхнуть головой. Отлично, удивление — первый шаг к выходу из замкнутого круга самобичевания.
— Ты же понимаешь, что нам нельзя так светиться. Я был против ещё тогда, когда Мамору предложил жить здесь, пока не будет готов магазин.
— Я понимаю, что если ты дашь Оми право себя прикрывать и согласишься на него работать, он вывернется ради тебя наизнанку, — в тон отозвался Кэн. — А потребность поделиться всем, что есть, и защищать тех, кто дорог, у вас трогательно общая.
Ая растерянно взъерошил волосы, и Кэну пришлось сделать над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Держать дистанцию и при этом оставаться друг другу своими Ая с Оми умели ещё во времена Вайсс. А вот со сближением у обоих проблемы: и хочется, и навыка нет, и от необходимости искать компромиссы эти двое властных да принципиальных периодически встают на дыбы. Было бы очень трогательно, не обещай оно столько проблем.
— Я не о том спрашиваю, Кэн. Не туда смотрю, — странный, странный тон. — Ты прав: если я не видел, хотя мог, значит, не хотел смотреть, и ситуация меня до поры устраивала.
Звучит прекрасно, но относительно продолжения предчувствие всё равно мерзкое.
— Почему меня так вынесло? Такое чувство, что я был взвинчен ещё до разговора.
Кэн задумчиво потерся ухом о плечо.
— Ты не хотел ехать с самого начала. Почему? — вспомнил он.
Бинго. Судя по резко дернувшемуся Ае, попал.
— О, ты что-то понял. Пенни за твои мысли, — надо же, подцепил-таки поговорку от Хлоэ.
Молчание.
— Ая! Так нечестно.
Странно уязвимый взгляд, почти растерянный.
— Мы не встретились с Таё.
Кэн быстро закусил губу и попытался спрятать лицо за спинкой стула. Но плечи всё равно неконтролируемо тряслись, с гарантией выдавая его реакцию. Конечно, Ая заметил.
— Кэн!
Полированная дерево подрагивало перед глазами, так что гневный — наверняка! — взгляд Аи пропал впустую.
— Ничего смешного!
Смех всё-таки вырвался наружу, и Кэн пробулькал, безуспешно пытаясь сдержаться:
— Добро пожаловать в мир влюбленных идиотов, синигами, — и расхохотался от души, заметив слабую улыбку.
Ая терпеливо дождался, пока он прекратит, и невесело констатировал:
— Другими словами, я профнепригоден. Тем более там, где хочет Мамору.
«И Ая-тян». Осталось непрозвучавшим. Ну уж нет.
— Слушай, я не сомневаюсь, что ты сможешь задавить это при необходимости. Оставить девушку, отойти в сторону и позволить кому-то ещё быть рядом с ней вместо тебя. Но, может, не надо, а?
Вообще ни звука. Ни движения, ни даже дыхания. Опущенные веки, скрещённые руки. Плавали, знаем.
— Может, хватит уже? Это ведь не слабость. Тебе стало лучше в КБ, я заметил. Ну, хочешь, откажись от должности, оставайся командиром группы, будем гонять молокососов вместе. Пусть всё будет хорошо, а?
Ая сделал шаг вперед, навстречу, так быстро и внезапно, словно кобра качнулась на хвосте, что Кэн с трудом подавил желание отшатнуться. Глянул внимательно, с этаким исследовательским интересом. Промолчал так громко, что Кэну и правда показалось, что услышал. «Тебе тоже там было хорошо».
Ну да, было. Пока Куруми не уехала — год назад, ещё до того, как в руки Хлоэ попал регенеративный модификат интерлейкина.
Плечо стиснула ладонь, и Кэн благодарно вздохнул, потому что Ая резко сменил тему:
— В любом случае, предлагаю на этом остановиться. Всё равно на часть моих вопросов ты сейчас ответил. Пойдём, посмотрим кандидатов — Рекс прислала материалы и просила определиться как можно скорее.
Облегчение, почти счастье накатило волной: Оми, у тебя и твоих шансов легкая рука. Ая согласился, и скоро всё изменится.
Кэн вспомнил об этом разговоре только через пару недель, когда Рекс позвонила в заново открывшийся магазин и предупредила, что вечером вся группа должна быть на месте. А потом вошла, придерживая жалюзи для шедшей позади неё молодой женщины, и представила снова собранным Вайсс новую связную, со специализацией в фармацевтике, — Британку.
Синдзё Куруми. Зараза ты, Ая.
Ацуси сбился со счёта, выругался и начал заново. Получавшийся иногда почти что транс, в котором было не так мерзко, уплыл окончательно, и всё вернулось.
Почему-то больше всего болели места уколов и там, где капельница была воткнута в вену. Она и сейчас медленно капала, почти закончила, какой-то препарат, который внутри, похоже, конфликтовал с каждой клеточкой организма. Ощущение было такое, словно всё тело теперь было из битого стекла, и раны, полученные на миссии, почти не ощущались. За сотрясение, впрочем, можно было не беспокоиться — за эти сутки ему так и не дали заснуть больше, чем на час.
Он тут так и сдохнет, бесплатный материал для опытов этих сволочей, кто бы они ни были. А ребята его бросили. Это Кэн, сука, их увёл, когда сам Ацуси рванулся вперёд за этими убегающими крысами в лабораторных халатах. Если бы не Сибиряк, они бы, может, и пробились к выходу все вместе. А если бы сам Ацуси не слажал на планировании и признал, что им не помешает шестой, когда Кэн предложил связаться с Абиссинцем, то вообще точно бы выбрались.
Ладно, он кретин, они сволочи, ну и к черту их, он всё равно ничего не сказал на допросе, значит, квиты. Ацуси пришёл в Вайсс за местью и ответами, а не за друзьями. Узнал, что хотел, можно сказать.
Сбыча, мать их, мечт. Персия не солгал, говоря, что они вышли на подпольную лабораторию, имевшую связи с «Геотехом» и его филиалами. Вот только Ацуси башню сорвало конкретно, как в лаборатории очутился, только что не затрясло. Кинулся в архив перерывать папки руками, не дотерпел, пока база на винт у Такуро скопируется, чтобы нормально дома посмотреть. Мелкий ещё на руке повиснуть пытался, когда уходил. Блин, жалко его, у него ж вообще никого не осталось, старший брат — и тот сгинул.
Интересно, Персия Ами скажет, что его урну можно рядом с родительскими ставить? Хотя если деньги целиком к ней со счета уйдут, то она и сама поймёт. Она умная, сестрёнка, плакса только.
Препарат кончился, и оказалось, что без него только хуже. Внутри зазудело, да так, что Ацуси изо всех сил рванулся из фиксаторов. Ремни сдавили уже помятые ребра сильнее, так что он повис, беззвучно хватая ртом воздух. Орать сил не было, но так хоть ничего не чесалось. В странных, кстати, местах: скреблось внутри горла, по всему позвоночнику, где-то глубоко в животе и почему-то в паху.
Твою мать, может, его жрёт там что-нибудь? Прогрызает наружу? Или растворяет? Надо было Британку слушать, она какую-то научную тему гнала на инструктаже. Говорила мама, иди в медицину, сейчас хоть бы знал, что за хрень его плющит.
Так, наверное, нарики себя чувствуют, когда с дозы слазят, а ему-то за что?
Философский, блин, вопрос. Самое то на опытном столе. А когда яйца вкрутую изнутри сварятся, интересно, свет в конце туннеля будет?
Кстати, странно, раньше по крысам в халатах можно было часы сверять. Не успевал один препарат закончиться, как они тут как тут были, реакцию проверяли. После какой-то дряни у него, помнится, ощущалка поплыла, тут чувствую, тут похрену.
Где эти суки, сдохнуть бы скорей. Жаль, что Табби сюрикеном не кинул, когда вязали, он мог бы успеть. Но это ж блин Нори, нежный наш, пидарас клубный, лишь бы пожалеть кого не вовремя.
Грудь сдавило, словно ремнем поверх лёгких. Ацуси судорожно пытался вдохнуть, до последнего, уже когда услышал, как выбило дверь. Оскалился в лицо склонившегося над ним Абиссинца и моргнул, чувствуя, что падает куда глубоко-глубоко.
И там правда был свет.
— Разрешения сдохнуть не было.
Пощёчина точно свалила бы с опытного стола, не держи его еще какие-то из фиксаторов. Голова мотнулась, и Ацуси ощутимо впечатался скулой в стойку с капельницей. Кружилась от стыда и счастья, и он прохрипел радостно:
— Даже скопытиться спокойно не дадите, да?
Вместо ответа его перевернули задницей кверху и всадили ещё один шприц-тюбик антидота. Судя по тому, как взвылось, кубов на пять.
Колени всё равно разъезжались, несмотря на то, что под жалостливо-брезгливым взглядом Кэна, подошедшего вынуть катетеры и помочь одеться, Ацуси хотелось провалиться на парочку этажей поглубже. Сибиряк придержал за плечо, помогая слезть со стола, и быстрым движением развернул левую руку на свет.
Ну да, искололи «бормоталкой», как последнего наркомана, потому что толком пытать не могли — медикам он нужен был условно целый, а остатки местной сыворотки правды они вывели сами.
Кэн закинул его руку себе на плечо, и вовремя — на ногах повело, словно мышцы превратились в желе. Очень удачно, потому что от взгляда подошедшего с его оружием Абиссинца захотелось обратно на стол или снова упасть туда, глубоко. Однако Ая обращался только к Кэну:
— Держитесь позади, антидот нейтрализовал не всё. Миорелаксант точно остался, если не какая-то тормозящая мозги дрянь. Хотя вряд ли в этой голове есть, что тормозить.
Ацуси с трудом подавил желание поёжиться. От разъяренного Абиссинца разве что искры не сыпались: ледяные, колкие. А упоминание о себе в третьем лице бесило до крайности.
Они вышли быстро. Сиамец глянул с брезгливостью и исследовательским интересом, водоросль сушеная, Нори жалостливо скривился — Ацуси чуть не сплюнул, представив, как должен выглядеть.
Такуро чуть не бросился на шею, и щёки обдало стыдом. Малёк бы его не бросил.
Дома стало хуже и лучше одновременно. Лучше — потому что после короткого разбора миссии все разбрелись по норам. Хуже — потому что началась детоксикация, а Ая остался.
Абиссинец ничего не сказал за эти четыре часа, но его отношение ощущалось безошибочно: брезгливость, разочарование и обезличенное, усталое терпение.
Он поддерживал голову, когда внутри всё кружилось и выворачивало наизнанку, заставляя обниматься с унитазом. Вкалывал что-то новое, когда тошнота и озноб отпускали, а по телу переставал катиться ледяной пот, и всё начиналось заново.
И всё это — без малейшего личного отношения. Деталь в притирающемся друг к другу механизме команды оказалась бракованной, и теперь её требовалось довести до ума.
Отпустило Ацуси только под утро, и он провалился в сон, как в омут. Снилась какая-то дрянь вроде наркотического бреда, голова была тяжелой, и потому на поднявшего его утром Кэна, Ацуси глянул, как на очередную галлюцинацию.
Хидаку такое отношение не устроило. Он просто вошел и одним движением стряхнул Ацуси с кровати. Огасава с воплем свалился на пол, запутавшись в одеяле, и сел, машинально прижимая тряпку к груди, словно какая-нибудь умственно отсталая девица.
У Кэна, смотревшего сверху вниз, на секунду сделалось интересное лицо: помесь ностальгии с «я работаю с идиотами». У Аи подцепил, точно, Ацуси не раз замечал за ними такое: не просто взаимопонимание, а пугающую синхронность в оценках и жестах.
— Охерел? — в полседьмого утра, после трех часов сна, это был максимум вежливости, который он мог из себя выдавить.
Кэн глянул оценивающе и предложил тоном ласкового садиста:
— Умываться и на смену в магазин. Проебал вчера по глупости свой выходной — твои проблемы.
Ацуси ошалел. Просто не поверил.
— Иди ты…
— Я-то уйду, но если я уйду без тебя, ты в постель вернешься только после воспитательных пиздюлей. Есть желание пополнить коллекцию сотрясений?
Твою мать. Под прикрытием легкого тона Кэн был пугающе серьезен. Вот уж от кого не ждал такой подставы… Стало ужасно обидно.
От попытки запихнуть в себя больше стакана сока, ещё до чашки кофе с сигаретой, снова замутило. Всю смену Ацуси чувствовал себя Золушкой: жрать и спать хотелось безумно, но от запахов еды тошнило, девочки в магазине галдели, гудела голова, а тело ныло со вчера. От только усилившейся обиды в горле стоял комок, и он закусывал губу, чтобы не расклеиться окончательно.
К обеду стало хуже. Ацуси сидел на кухне над пакетом какого-то сока — внутрь больше по-прежнему ничего не лезло. Закрыв глаза, прижимался щекой к влажному картону и потому пропустил, как кто-то вошел в кухню с черного входа.
Не поверил, когда на затылок легла прохладная ладонь, и начало отпускать. И правильно — хотя от прикосновения жестких пальцев начало стремительно легчать, правую руку развернули для укола.
Зашипеть, впрочем, не получилось. Когда Ацуси открыл глаза, Ая уже протирал место укола ватным диском с острым запахом спирта.
Буднично велел:
— Быстро в комнату для спарринга, — и отвернулся.
От накативших злости и обиды Ацуси почти проснулся. Пока соскребал себя со стола и поднимался, этот комок эмоций вскипел полноценной яростью, и Ацуси с трудом дождался, когда можно было её выпустить.
Отсутствие привычного поклона перед началом взбесило ещё больше, и он рванулся, стремясь не просто достать, но и ударить всерьез. Дотянуться до белого горла высокомерной твари с замашками рабовладельца.
Рывке на третьем его развернуло вверх спиной и от души приложило, так, что удар об пол выбил не только дух, но и непрошеную, странную ярость. В голове прояснилось, и снова стало тошно.
Вставать не хотелось, тем более, что Ая сел на циновку рядом. Замер вроде бы выжидающе, но чувствовалось, что промолчать так он может очень долго.
Жесткая ткань царапала влажную щеку, и Ацуси бездумно спросил, почти уверенный в ответе:
— Я отстранен от миссий?
Наверное, надо было просечь тему раньше, но откуда ему было знать?
— На месяц, — негромко подтвердил Ая. Мучавшие брезгливость и презрение пропали из его голоса, как не было. Да и были ли они?
Зато разбор полётов, который ему сейчас светит, Ацуси выслушает наедине, а не перед всей командой, не на общем разборе миссии, который был вчера. А если он не уснет прямо тут и наберется наглости спросить про себя, то ему, может быть, объяснят ещё про то, что всё-таки случилось с ним в лаборатории.
Ацуси опустил тяжелые, словно бы чугунные, веки, чувствуя почти рядом тепло чужого тела, и с облегчением отключился.
— Ещё? — Ран тихо выдохнул свой вопрос прямо в ухо, и тяжелая винтовка в руках дрогнула. Таё аккуратно поставила её на прилавок тира и только потом стала растирать мышцы.
— Хочется, но ты же видишь — руки уже устали, трясутся. Не знала, что она такая тяжелая.
Её обняли со спины, прижимая к груди, и Таё только негромко засмеялась, когда Ран уперся подбородком в макушку. Хана прическе.
— Представляешь, что будет, если нас на этом поймает Юси? Он поколотит меня этой же винтовкой, раз она всё равно ни на что больше не годна.
Таё фыркнула. Ран с братом вечно цапались, но всё время не всерьез: с возвращением Рана Юси словно бы расслабился, а то он два года был мрачным на каждое Рождество. А уж когда Ран попросил взять к себе на стажировку Юки, и вовсе расцвел, хоть и пытался не подавать виду.
Снова видеть было так хорошо и так странно. Таё теперь часто смотрела вдаль, торопясь наверстать пропущенное. Как только Ран смог найти лекарство?
Наверняка каким-нибудь нестандартным способом. Ран вообще думает как-то необычно, словно её странности — это так, в порядке вещей. Хайвей и картинные галереи, тиры и исторические достопримечательности. И яркие вещи, от которых Юси кривится, но молчит. Только на официальные выходы приходит проконтролировать.
Таё до сих пор помнила ревевший под руками мотоцикл, и панику, и странную уверенность в человеке, который страховал её со спины.
Слепота прошла, а уверенность вернулась. И всё это Ран.
Надо попросить его научить водить. И выбить из брата разрешение на фитнесс-клуб: пора что-то делать с руками, она же до этого ничего тяжелее столовых приборов не поднимала.
К ним обернулся продавец в тире, что-то спросил, и Таё моргнула, выныривая из мыслей. Дурацкая привычка грезить наяву, оставшаяся ещё со слепоты.
Выскользнула из объятий и потянула Рана за собой за руку. Тут где-то рядом было ещё мороженое.
Ноги от каблуков ныли, хотя это тоже было приятно. Снова носить нормальные туфли — ещё одно удовольствие, но осторожной всё равно надо быть: Таё поняла это, когда на неровной ступеньке щиколотка подвернулась. Сахарный рожок полетел в одну сторону, слетевшая туфля — в другую, а сама Таё судорожно вцепилась в успевшего поймать Рана. Замерла от уходящего испуга и предвкушения, а когда он наклонился поцеловать, едва успела глубоко вдохнуть.
Голова кружилась от радостного жара пополам с шипучими пузырьками смеха, потому что босую ногу холодил сквозняк, а где-то рядом слышались одобрительные возгласы.
Но это было не самое главное. Самое главное вспыхивало тогда, на короткие мгновения, когда поцелуй заканчивался, а Ран ещё не успевал отстраниться. Таё увидела это выражение случайно и теперь каждый раз, преодолевая томность, распахивала глаза как можно скорее.
Этот странный, пронзительный взгляд. Непонятная жесткость, глубина, прячущаяся за иронией, нежностью и желанием. Его хотелось поймать, удержать на себе, потому что за внешней бережностью такой он был — настоящий.
И сегодня вдруг получилось. Таё поймала этот взгляд, и Ран на секунду напрягся в руках, понял, что его увидели. Она быстро шепнула, дохнула словами в только что целовавшие губы, отогревая:
— Я должна знать. Пожалуйста.
И с ощущением сладкого ужаса поняла ответ, когда его лицо словно бы затвердело, больше не пряча то, что внутри. Ран молча кивнул и наклонился за откатившейся туфлей.
Они доехали до городского особняка Такатори быстро и незаметно. Ран кратко пояснил, что хочет вернуть другу мотоцикл и забрать кое-что у себя.
Пока они ехали, Таё цеплялась за него, сколько было сил, и молча просила: «Только не передумай!». От предчувствия знобило, а руки начали холодеть.
Ран не передумал. Набрал кого-то, сразу как они въехали в гараж, и через пять минут хлопнула внутренняя дверь.
Хидаку Кэна Таё знала плохо и видела редко. Он нёс в руках какую-то папку и ключи — видимо, от Кайена, и лицо у него было странное. Снова эта незнакомая смесь жесткости и на этот раз яростной огненной неудержимости, которая бросалась в глаза тем больше, что, кажется, он был сердит. Во всяком случае, высказался он резко, хоть коротко и непонятно:
— Ая, ты охренел. На всю, мать твою, голову.
Она вздрогнула против воли и скосила глаза на Рана. Он едва заметно улыбался, и Таё расслабилась. Ответил со знакомой иронией, но как-то сумрачно:
— Я благодарен за беспокойство, Кэн.
В машине Ран кинул папку на заднее сиденье и включил обогреватель. Таё благодарно стиснула его руку ледяными пальцами, подумала и решила не убирать.
Заходить в дом Ран не стал, только помрачнел ещё больше, когда увидел подъехавшую прямо перед ними машину брата. «Юси сегодня рано», — скользнула в голове отстраненная мысль. Ран дотянулся до папки, перегнувшись через спинку, а потом близко наклонился:
— Чтобы ты ни решила, позвони, — сердце колотилось в горле и чуть не выпрыгнуло наружу вместе с поцелуем.
Таё стиснула папку в руках, словно опасную ядовитую тварь, и решительно выбралась из машины. Посмотрела вслед, пока он разворачивался, и зашагала в кабинет к брату.
Судзуки, озадаченный их ранним возвращением, всполошился было и смущенно признал, что ужин будет нескоро. Юси неопределенно мотнул головой и ушел к себе, а Таё мышкой шмыгнула на диван в кабинете брата. Когда зрения не было, она слушала там аудиокниги, а теперь вот есть, что почитать.
Подобрала под себя ноги и открыла папку. Первая же страница была — досье, с небрежно прикрепленной старой фотографией. Таё осторожно погладила пальцем отстраненно-жесткое лицо, странно безвозрастное, хотя дата на снимке говорила, что фото было сделано примерно на полгода позже того времени, когда Ран жил у Юси и расспрашивал её про «Стальную Венеру».
Дальше шло почему-то двойное имя. Фудзимия Ая (Ран). Действительно, Кэн же назвал его сегодня именем сестры, и это не была шутка. Скорее, привычное имя, давно ставшее его собственным.
Короткая история гибели Фудзимия-старших, изложенная сухим емким языком, заставила прижать ладонь ко рту. Таё восхищалась Такатори Аей-сама, её энергией и пренебрежением той частью светских условностей, которые ей мешали, а оказалось, что эта сила родилась из тяжелой жизни.
Следующие несколько страниц Таё пролетела, не заметив. Чувство ирреальности почти заставило думать, что она читает краткий синопсис роли к боевику, а не чье-то досье. Голова горела, как от болезни. Как здесь жарко… И щеки мокрые.
Краткая отметка о жизни в Америке — вот, наверное, откуда их знакомство с Кроуфорд-сан. Ещё одно дело в Японии, в Академии Коа. Был большой скандал, точно, когда закрыли на переосвидетельствование известную школу.
Состояние здоровья… предпочитаемое оружие… список ликвидированных.
От цифры стало дурно. От краткой характеристики «цели» каждой из миссий начало мелко подташнивать.
Работорговля, организация подпольных гладиаторских боев, принуждение к проституции, детская порнография, опыты над людьми, торговля органами, наркотиками и оружием в особо крупных размерах, экстремизм и терроризм, психотропное оружие, коррупция…
И короткие отметки: ликвидирован Абиссинцем в составе группы *** тогда-то. О Господи, Ран. Это ведь больше не месть, это уже работа. Почему она такая досталась — тебе?
Сил закрыть папку не было, пользы в этом — тоже. Иероглифы стояли перед глазами ровными страшными строками.
Открывшуюся дверь и приблизившиеся шаги Тайе не услышала. Только стиснула пальцы сильнее, когда Юси попытался забрать папку. Подушечки неприятно заныли. Юси тихо вздохнул и, устроившись рядом, перелистнул подшитые листы к самому началу. Читал он быстро, Таё едва успевала за ним, несмотря на то, что уже видела текст. Она дождалась, пока брат закончит, и уткнулась в шею, разрыдавшись.
Юси молча обнял её и взъерошил волосы на затылке, когда она ударила кулаком по плечу. Потом спросил между всхлипами:
— И что теперь?
— Он хотел… чтобы я позвонила… что бы ни решила… Юуууусиии…
— Что?
— Ты перестанешь со мной разговаривать? — она попыталась вытереть слезы о воротник его костюма, но гладкая ткань с блескучей шелковой нитью намокала плохо.
— Чего?
— Если я его не брошу? Я не могу. Мне наплевать, прав он или нет в том, что делает. Я не хочу.
— Идиотка. Кончай реветь.
— Юси?
— Я ему морду набью за нарушение режима восстановления сетчатки. Он же знал, что тебе нельзя перенапрягать глаза.
— Я сама попросила! Юси, ты… не против?
— Да куда я от вас денусь? Жив, и ладно. Так я и знал, что этим кончится.
— Ты знал про него?! — Таё дернулась из рук и больно ударилась лбом о подбородок брата. — Ой!
— Не в таких подробностях. Я вообще считал, что его убили летом 2002го. И он, козлина, молчал два года. Наверняка и не явился бы, если бы не лекарство, дебил.
Она прыснула от смеха, но получилось как-то со всхлипом.
— Так мы, выходит, два сапога пара?
— Вроде того, по уровню интеллекта. Нашла в кого влюбиться.
— Ну, Юуууси, он такой! — щеки снова стали горячими. И в глазах, небось, бессмысленные сердечки, как в манге, Юси аж фыркнул сердито.
— Избавь меня от подробностей и марш умываться, — он деланно заворчал, когда Таё повисла на шее. — Эй, слезь уже с меня! И позвони ему, что ли.
— Ты самый лучший брат, Ю-тян!
Таё вскочила, торопливо пытаясь вспомнить, где бросила телефон, и затормозила только у двери.
— Иди уже! — нахмурился Юси. — Я это сожгу, не нужно такое хранить. Ты точно где-нибудь потеряешь.
Скривился на воздушный поцелуй, а потом тяжелая дверь ощутимо шлепнула по заднице.
До вечера, когда Ран обещал приехать, Таё успела известись. Звонила Мию, но разговаривать не хотелось даже с ней, хотя обычно они с Ямадой отлично понимали друг друга: когда-то сблизила слепота, а после привезенного Раном лекарства они и реабилитацию проходили вместе.
Таё забралась под одеяло на постели и свернулась в комок. Так и лежала в темноте, пока не открылась дверь, бросив внутрь столб света из коридора.
Ран заглянул, цепким взглядом ухватил обстановку в комнате и закрыл за собой. Подошел бесшумно, ни разу не наткнувшись на пуфик или угол, даже дышал неслышно. Почему не получалось увидеть это раньше, она же глаз отвести не могла, как прозрела?
Под ним мягко прогнулась кровать, а осторожная ладонь отбросила с лица спутавшиеся волосы, погладила взмокший загривок. Хорошо бы распухшее лицо уже остыло, хотя какая в темноте разница?
— Таё? — шепотом. Неужели он тоже… боится?
Она потянулась вслед за рукой, провела по лицу — как тогда, когда «смотрела» на него в первый раз. Ран вздохнул и замер под ладонями, напрягся, почти зазвенел.
Таё закрыла глаза, и кончики пальцев ожили. Словно снова обрели ту, старую чувствительность. Разгладила вертикальную морщинку на лбу, коснулась ровных полосок бровей и смешно пружинящих ресниц, погладила переносицу и крепко сжатые губы. На нижней оказался твердый уголок зуба, закусившего кожу; от нажима он исчез, и напряжение ушло.
Она шепнула так же тихо, но твердо:
— Ты изменился, но остался прежним.
— Таё…
— Шшш… — она приложила палец к смягчившимся губам и осторожно провела ладонью по шее — ворот рубашки-поло был расстегнут. Наткнулась на черточки шрамов, пересекавших ключицы, и слезы закапали сами. — Чем это?
— Катаной, — очень мягко. Почти нежно.
Таё скрипнула зубами и не позволила себе отвлечься на льющиеся слезы. Пусть капают, черт с ними. В темноте не видно.
От пуль, ножей, сюрикенов, даже — она нервно хмыкнула — хариганэ, что это за штука, ками-сама, придется как-нибудь спросить.
Когда Таё коснулась последнего, на животе, Ран поймал её за руки. Негромко, но как-то очень веско сказал:
— Я не стальной, — её бросило в жар, словно окатило кипятком в бане. — Ты решила?
— Можно подумать, ты не понял!
— По мнению Юси, я вообще не отличаюсь интеллектом, — съехидничал Ран.
— По мнению Юси, интеллектом не отличаемся мы оба, — в тон ответила Таё.
А потом прижала его ладони к своим мокрым щекам и позволила опрокинуть себя на покрывало.
Здесь всегда ветер. Ветер, от грохота которого закладывает уши.
Здесь нити, миллионы сияющих нитей, и дрожащие над ними радуги света, не знающего, какую форму принять.
Здесь вращается исполинское колесо, и нити, обвивающие его обод, звенят под напором ветра.
Он дернулся и зашипел, когда по спине прошлась плеть, пытаясь вернуть в тело, но этого было мало, слишком мало. Тело вообще значило сейчас немного.
Нити пели, поют и будут петь, обещая будущее. Но слушать эти голоса нельзя: их слишком много, и прежде чем открыться для знания, нужно найти нужную. А искать можно долго.
Умелая рука снова коснулась паха, и его выгнуло в обвязке, вынуждая отдать семя. Самоконтроль давно остался там, где ветер. Лицо домины мелькнуло на секунду рядом, и он почти её узнал, но удержаться не смог.
В первый раз он запутался в этой паутине судеб, почти задохнулся, пока чужая смерть, оборвавшая одну из нитей, не отпустила обратно. Здесь нет иллюзий, но есть свои же стереотипы, а символы буквальны.
В реальности его отливали водой, а ему всё ещё казалось, что ветер и нити поют так громко, что терпеть всё тяжелее. В этот раз нужная линия нашлась не сразу, заставляя перебирать остальные. Знать слишком много — мучительно. Отказываться от «ненужного» знания — тоже. Он собственник, что делать, и терпеть не может отпускать.
Радуги пойманной наконец нити мечутся перед глазами, и поневоле вспоминается то, что когда-то смущало. Теперь спокойная серость собственного внутреннего мира манит так, как может манить только дом. Ценность здравого рассудка сильно преувеличена, ха!
Из боли, секса и шелковых веревок плохие якоря. А может, он сам виноват в том, что не собирается принимать во внимание ничьё мнение, кроме того, кого выбрал. Выбрал ли?
Перед мысленным взором плавали яркие круги, но лучше не открывать их, хотя хотелось. Найденное знание ещё не устоялось внутри, не развернулось из спутанного пойманного комка полноценной линией с реперными точками.
Можно попробовать вспомнить себя. Можно услышать, что рядом кто-то есть. Можно выдохнуть, что дождался.
— …были проблемы? — хриплый негромкий голос. Ая. Уставший.
Кроуфорд осторожно приоткрыл глаза, боясь снова увидеть только нити и отказываясь позволить этому страху завладеть собой. Пронесло.
— Реакция на большую часть практик была нестандартной, — озабоченно признала тяжело дышащая домина, нервно похлопывая плеткой по затянутому в черную кожу ботфорт колену. Очень сексуальная женщина, признал Кроуфорд. Тело мучила та особая усталость, какая бывает только после чрезмерного количества оргазмов.
Он перевел взгляд на Аю и невольно усмехнулся, насколько мог пересохшими потрескавшимися губами. Абиссинец был, очевидно, только с миссии, а с его привычкой одеваться, чтобы вписаться в местный стиль, достаточно было оставить в машине катану. Что он, весьма вероятно, и сделал.
Ая вежливо кивнул домине и подошел ближе, сощурился, глядя снизу вверх. Вытащил из наручных ножен клинок и принялся взрезать веревки. Ладонь в перчатке, поддевавшая лезвием узлы на коже, заводила, и Кроуфорд только порадовался, что сексуально реагировать на это временно не способен.
— Сможешь идти? — спросил Ая, поднявшись на уровень груди. — Нужно что-нибудь?
— Точно попробую. Пить.
Ая фыркнул.
— Снять тут комнату, чтобы ты мог отлежаться, или ты склонен к бессмысленным красивым подвигам и собираешься вернуться домой прямо сейчас?
Кроуфорд проигнорировал ехидный риторический вопрос, поскольку комната вокруг подло покачивалась, и сосредоточился на том, чтобы дойти до той кровати, которую ему обещали предоставить.
Реальность воспринималась кадрами замедленной съемки. Ая, перекинувший его руку через плечо, Ая, за которого он держался с удовольствием и без колебаний. От алых щекотных волос пахло кровью и дымом.
Домина — он даже вспомнил имя, Инари-сан — открывала перед ними дверь номера, что-то говоря. То ли честно отрабатывала деньги, то ли и правда беспокоилась. Впрочем, одно другому не мешает.
Комната похабной черно-алой расцветки, но с неожиданно мягкой кроватью, сильно прогнувшейся под его весом. Шипучая минералка с лимоном, пролившаяся в иссушенное горло. Рука, всё ещё в перчатке, поддерживающая его затылок.
Что ещё нужно, в самом деле.
Ая присел рядом, набросил сверху покрывало.
— Ещё что-нибудь?
Кроуфорд поймал его за запястье, сжал. Поинтересовался с вернувшимся любопытством:
— Сильно удивился?
— После того, как я нашел тебя в каком-то сквоте в предместье Лондона, а эти гаврики лечили тебя марихуаной и неделю жили на снятые с тебя часы? Не смеши, — Ая устало улыбнулся. — А вот Куруми, передавшая мне твое сообщение, была в шоке, хотя держалась достойно.
— Она будет отличной связной.
— Уже. Ты добился, чего хотел? Метод нестандартный, но у тебя перед приступами это обычное дело.
— Разве?
Ая кивнул, удобнее поворачивая запястье в кольце обнимавших его пальцев, чтобы опереться на покрывало.
— Я подозреваю, что первым размываются границы социальной приемлемости. Что понятно, это довольно узкие рамки. Помогло?
Кроуфорд покачал головой, тяжелеющей с каждой секундой.
— Никакого толка. Работать тебе якорем и дальше, увы. Так легко не отделаешься, — многовато правды, но пускай.
Эта игра, которая любовь, похожа на русскую рулетку, но он никогда бы не смог предположить, что одним из самых весомых козырей станет его же слабость. Его самое большое поражение.
Слепая удача.
— Я и «легко» вообще с трудом совместимые понятия, давно с этим смирился, — Ая пожал плечами и поднялся с кровати, аккуратно высвободив руку. Вернулся к двери, закрывая её на ключ, и вывернулся из плаща.
Кроуфорд только усмехнулся, глядя на показавшийся арсенал. Привычная ирония заставила изогнуть губы.
— Спи. Я останусь здесь, пока не проснешься, — Ая опускал шторы, чтобы солнце перестало мешать. Свет обливал его фигуру, словно душем из солнечных лучей, бликовал на стали оружия и пряжек. Этот образ разительно отличался от «дневного», словно существовали два разных человека, два разных мира.
Сказанному можно было верить, и тело медленно затапливало ощущение покоя и дома.
Кроуфорд опустил веки и уснул, забыв о всё ещё длящемся соперничестве с официальной невестой. Он ещё поборется за «день», а в «ночи» её не существовало.
@темы: миди, фанфик, Aerdin, Weiss Kreuz Secret Santa Challenge