В массы, так в массы))

[BredoRan]

Название: Все хотят Кроуфорда

Фендом: WK
Автор: nover
Жанр: юмор, кое-где переходящий в стеб, романс.
Действующие лица: Вайсс и Шварц
Предупреждение: аффтар ни фига не сечет в футболе, просьба болельщиков не обижаццо. Буду рада любым замечаниям.
Благодарность: Ая Фудзимия выражает глубочайшую признательность Ызарга за гениальную идею отправить его в отпуск.))



Пролог
Разноцветные магнитные буквы на холодильнике складывались в слова: «Все хотят Фудзимию». Самого Абиссинца это до чертиков раздражало, но чтобы он не делал с пресловутыми буквами, на следующее утро надпись неизменно возобновлялась. Очевидно Шульдих и Еджи запасли прорву этих маленьких навязчивых буковок. При чем тут Шульдих и Еджи спросите вы? Ответ прост.
Год назад, после слияния команд по инициативе Критикер, когда Вайсс и Шварц вынуждены были не только работать, но и проживать вместе, эти двое, к своей вящей радости и молчаливому неудовольствию других членов команд, нашли друг в друге не только сокомандников, но и собутыльников. И вообще, их интересы оказались настолько схожи, а способности настолько дополняли друг друга, что более согласованной парочки и представить было нельзя. И только тем, кто ежедневно находился с ними бок о бок, было доподлинно известно, каково это – претерпевать на собственной шкуре все выдумки и развлечения, кои устраивала эта парочка в перерывах между работой.
Одной из последних проделок неразлучных друзей стал конкурс красоты между членами объединенной команды. А так как никого из напарников не удалось развести не только на дефиле в купальниках, но и даже на конкурс талантов, то эти разгильдяи, единогласным решением жюри, состоявшим, к слову, из них двоих, после упаковки пива и двухчасовых споров, признали неоспоримым победителем «красноволосого и фиалковоглазового» (по мечтательной реплике Шульдиха) «катаноносителя» (по строгому мнению Еджи) Аю – Рана Фудзимию. В связи с этой знаменательной победой неутомимая парочка распила марочный «Хеннеси» из личных запасов оракула и заснула там же, не покидая места совещания, по совместительству – кухни. Предварительно не забыв оповестить всех окружающих о результатах конкурса вышеозначенной надписью на холодильнике.
К счастью для Шульдиха и Еджи первым на кухню утром следующего дня заглянул неутомимый бегун – Кен Хидака. Поэтому и только поэтому уменьшение стратегического алкогольного запаса Кроуфорда на одну единицу осталось незамеченным в тот же день. И только благодаря своевременному вмешательству Хидаки, Ая в тот же день не оказался ознакомлен с результатами конкурса. Что не спасло его от радостной вести на следующее утро, ибо Шульдих и Еджи твердо вознамерились идти в своих задумках до конца. Для чего, обнаружив в расположенном недалеко магазине игрушек практически неиссякаемый запас магнитных азбук, тотчас пополнили свою коллекцию, потому как предвидели, что в деле убеждения Фудзимии в неоспоримой истине «ты на свете все милее» понадобится бездна упрямства и прорва магнитных букв.
Ошарашенный Ая, понятия не имевший, что его кандидатура всерьез рассматривается в таком аспекте, сделал то, что на его месте сделал бы любой адекватный человек – сорвал с холодильника магниты и выбросил их в мусор.
Однако он недооценил упрямство учредителей конкурса и их неуемное желание донести очевидную истину до всех. На следующее утро сакраментальная фраза была возобновлена.
Около месяца продолжалось это молчаливое противостояние. В конечном счете, Ая, как более мудрый, решил не обращать внимания на проделки двух особей, чей уровень интеллекта так явно стремился к нулю.
С тех пор прошла пара недель, в течение которых злополучная надпись продолжала украшать собой ослепительно-белую дверцу холодильника. И Ая с неудовольствием начал замечать, что пагубное влияние этой надписи начало сказываться на отношении к нему других членов команды. И если откровенные взгляды и попытки тесней прижаться на заданиях еще можно было бы списать на мнительность Абиссинца и нелепое стечение обстоятельств, то явные признаки борьбы за его внимание уже трудно было растолковать по-иному. Кен и Фарфарелло наперебой напрашивались составить ему компанию для вечернего просмотра новостей; Наги, изредка появляясь в доме, приносил редкие книги с японской поэзией; Шульдих, будучи признанным шеф-поваром команды, подкладывал в его тарелку самые лакомые кусочки и беспрестанно выражал озабоченность бледным видом Фудзимии; Еджи, не в силах, видимо, забыть недавнее прошлое, кипами таскал ему букеты и посвящал дурацкие сонеты собственного сочинения. И только Кроуфорд, словно паря в недосягаемых высших сферах стратегического планирования и финансового анализа, оставался неподвержен этой эпидемии имени Аи Фудзимии. Хотя, по его бесстрастному лицу трудно было делать выводы в отношении охватывающих его эмоций, буде такие у него в организме водились, поэтому достоверно о его отношении к затее Еджи и Шульдиха и ее последствиям не было известно ничего.
Но последней каплей, переполнившей чашу терпения Аи, стала даже не серенада, исполненная неутомимым дуэтом у него под окном и более всего напоминавшая мартовский ор бродячих котов, нет, это, скрипя зубами, Абиссинец пережил.
Последней деталью общего безумия, окончательно выведшей уравновешенного Аю из себя, стал спор между Кеном и Фарфарелло за право прикрывать Фудзимию на очередном задании. И даже это возможно было бы принять за обычный для их команды спор, пусть и вышедший за рамки разумного, если бы свои голоса в него не вплели Еджи и Шульдих, громогласно рассуждавшие о том, какую часть тела Фудзимии следует прикрывать в первую очередь. После того, как эти неуемные жизнелюбы на глазах мрачневшего с каждой минутой Кроуфорда стали с горячностью доказывать друг другу свою исключительность в деле защиты самой ценной на их взгляд, филейной, части Фудзимии, терпение Абиссинца лопнуло. С грохотом захлопнув дверь кабинета оракула, Ая, не теряя ни минуты, отправился на встречу с бывшим сокомандником Оми Цукиено, ныне более известным как Такатори Мамору, в узких кругах носящего псевдоним Персия.
Разговор с начальством, несмотря на присутствующего здесь же робко краснеющего, но по прежнему обладающего грозной силой телекинетика, Ая выдержал в жестком бескомпромиссном тоне. Вопрос, который давно назревал к обсуждению, был поставлен ребром. Недомолвок и уверток неумолимый и прямолинейный Абиссинец не признавал. Оми пришлось уступить, хоть и с видимой неохотой. Тем не менее, он удовлетворил просьбу своего лучшего наемника, героическим усилием уменьшив требуемые сроки до двух недель.
Итак, гнев Фудзимии несколько поутих, ровно настолько, чтобы он мог спокойно вернуться в дом и начать долгожданные сборы. Ибо, несмотря на то, что все желали Фудзимию, ни у кого не возникло мысли узнать, чего же хотел сам Фудзимия. А он до дрожи, до жадного блеска глаз хотел в отпуск. И теперь, с трудом выбив из Мамору разрешение на давно требуемый отдых, решил, не ставя в известность напарников, тихо отчалить в неизвестном направлении. Тем более, что в суматохе, вечно царившей в доме, наполненном молодыми мужчинами, его сборы вряд ли были бы сильно заметны. Единственным гарантом стабильности и упорядоченности в этом доме мог служить кабинет Кроуфорда, но даже и нынешнего лидера объединенной команды наемников Ая не собирался ставить в известность, небезосновательно предполагая, что Персия сделает это за него.
***
- Да. Конечно. Хорошо, я передам ему. Aufwiedersehen!
Шульдих задумчиво опустил трубку стационарного телефона в предназначенное ей гнездо.
- В чем дело, приятель? – стряхивая пепел с сигареты в жестяную банку из-под кофе, вопросил у него Еджи. Он очень чутко улавливал перемены настроения своего друга и теперь был озадачен той реакцией, которую вызвал у Шульдиха короткий телефонный разговор.
- Ты в курсе, что Фудзимия собрался в отпуск? – все так же задумчиво спросил Шульдих у напарника.
- Оп-ля! – Еджи спрыгнул с подоконника, служившего ему бессменным местом для курения. – Составим ему компанию? – поинтересовался он у телепата, блестя глазами в ожидании нового развлечения.
Синие глаза озорно блеснули в ответ.
- Нет, мой друг. Мы поступим иначе.
Еджи потер руки в предвкушении. Задумки его напарника всегда отличались безудержной веселостью и изобретательностью, граничившей с гениальностью.
- У нас есть план, herr Шульдих? – произнес Еджи ставшую кодовой в их общении фразу.
- О, да, Кудо-сан. Гениальный, как обычно, - без ложной скромности провозгласил рыжий генератор идей.
Признание первое
Когда лучи солнца заглядывали сквозь высокое зарешеченное окно, то полуподвального вида комната Фарфарелло вполне могла сойти за обитаемую. Но сегодня, как назло, тучи заволокли небо, предвещая долгие затяжные осадки. В этом неуютном сером отблеске комната казалась вышедшей из американских мистических хорроров. И Кроуфорд, зашедший к Фарфарелло с разъяснениями по последнему заданию, отчасти чувствовал себя одной из характерных для подобных фильмов героинь, которые, несмотря на все запреты и предупреждающие знаки, тем не менее, лезут туда, где рискуют найти собственную гибель. В фильмах обычно играет зловещая музыка, подчеркивая общую гнетущую атмосферу, и скрипучая дверь с громким стуком захлопывается за спиной, отрезая героиню от реальности, погружая ее в мир кошмаров. А где-то там, в темноте, ждет маньяк, который сделает боль и ужас новой и единственной реальностью легкомысленной героини.
Музыки, сопровождающей подобные кадры в фильмах, конечно, не звучало, но скрипучая дверь и страшный маньяк в резиденции объединенной команды присутствовали. Впрочем, при хорошем воображении, мерный скрежет натачиваемых ножей и молитвенное бухтение сумасшедшего ирландца вполне могли сойти за звуковое сопровождение визуальной картинки.
- Джей, - позвал в темноте Кроуфорд, - включи свет, я ни черта не вижу.
- Надень очки, - вполне серьезно посоветовали из темноты.
- А вниз головой повисеть, умник? – раздраженно вопросил оракул.
Из темноты послышался тяжкий вздох, шуршание и звон убираемых в чехлы ножей.
Свет, включенный после полной темноты, заставил Кроуфорда сощурится, но увиденное в следующий момент - в удивлении распахнуть глаза.
Все стены небольшой комнаты были увешаны фотографиями, постерами и просто увеличенными изображениями. Но даже не это добило Кроуфорда окончательно. Тем, что заставило оракула неприлично открыть в удивлении рот, было множество больших и малых сердечек из розовой и алой бумаги, пришпиленных стилетами Фарфарелло к стенам. Протерев очки, Кроуфорд подался ближе и с удивлением опознал во всех изображениях, украшавших стены комнаты штатного психа, свою собственную нежно-лелеемую персону.
- Джей, - потрясенно выдохнул оракул, - что это?
Вместо ответа Фарфарелло опустился на колени перед лидером и, придав своему изуродованному шрамами лицу максимально-возможное одухотворенное выражение, возвел на Кроуфорда свой единственный глаз и проникновенно произнес:
-Я здесь, пред вами, чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не… эээ… - Фарфарелло в замешательстве бросил взгляд на текст-подсказку, нанесенный на бинтах, окольцовывающих его правое предплечье и открыл было рот для следующего вдохновенного продолжения, когда Кроуфорд, выйдя из ступора, напрямик спросил его:
- Джей, ты рехнулся?
- Это риторический вопрос? – уточнил ирландец.
С минуту в голове потрясенного оракула вертелся непристойный ответ. Невероятным усилием сдержав себя, Кроуфорд нагнулся и, приподняв за подбородок лицо коленопреклоненного Фарфарелло, участливо спросил:
- Что они сделали с тобой, Джей, малыш?
Фарф открыл было рот для ответа, но в это время тяжелая дубовая дверь приоткрылась, еле слышно скрипнув, и вошедший Фудзимия с любопытством воззрился на открывшуюся его взгляду картинку. Кроуфорд в замешательстве отдернул руку от лица ирландца и выпрямился. Ая насмешливо хмыкнул и обратился к Фарфарелло:
- Прошу прощения, что нарушаю ваш те-а-тет, но… Джей, я могу забрать свои ножи?
Фарфарелло угрюмо мотнул головой в сторону кровати, где в кожаных чехлах лежали вновь заточенные метательные ножи Абиссинца.
Фудзимия благодарно кивнул и бесшумно пересек комнату, тщетно пытаясь скрыть удивленно-насмешливое выражение лица. Забрав ножи, он, не прощаясь, выскользнул за дверь, напоследок одарив пребывающего в замешательстве Кроуфорда укоризненным взглядом темно-сиреневых глаз.
Освободившись от чужого присутствия в комнате, Фарфарелло, тряхнув головой, вновь вошел в заученную роль:
- Признаться, я молчать хотел бы.
Поверьте, моего стыда
Вы не узнали б никогда.
Когда б надежду я имел бы,
Хоть редко, хоть в неделю раз,
В сей скромной келье видеть вас… - Фарфарелло обвел комнату рукой, показывая, что он подразумевает под «кельей».
Кроуфорд сочувственно пробормотал себе под нос:
- Фудзимия, как ты это выносишь?
- Что? – переспросил Джей.
- Я говорю, - раздраженно произнес оракул, - Господи, за что караешь так сурово?
- Ты веришь в бога? - заинтересовался Фарф и, живо поднявшись с колен, придвинулся почти вплотную к Кроуфорду. Почуяв приближение очередного приступа богоненавистничества экзальтированного ирландца, оракул стал медленно отступать к двери, на ходу прокручивая возможные варианты развития событий.
-Эээ… предположительно, - уклонился он от прямого ответа, продолжая отступать к выходу из комнаты и стараясь держать сумасшедшего на расстоянии вытянутой руки от своей неприкосновенной особы.
- Хочешь поговорить об этом? – с жаром предложил Фарфарелло, сверкнув единственным глазом.
- Безусловно, - ответил Кроуфорд, твердо помня о том, что, ради собственной безопасности, с психами принято соглашаться, - мне было бы приятно обсудить с тобой теологические аспекты мироздания.
Почувствовав за спиной лакированную гладкость дверного полотна, Кроуфорд придал голосу еще больше фальшивого воодушевления:
- Мы обязательно поговорим об этом, Джей.
- Когда? – требовательно рыкнул ирландец, в чьем глазу разгорелся неестественный блеск, а губы щерились в диковатой улыбке. В таком виде, нельзя не признать, он представлял собой весьма угрожающее зрелище. Не то, чтобы Кроуфорд испугался, но отчаянным безумцем себя не чувствовал, поэтому предпочел ретироваться, напоследок выкрикнув из-за двери:
- Пойду, освежу в памяти Ветхий Завет.
Признание второе
С трудом увернувшись от религиозных споров с одержимым ирландцем, Кроуфорд с силой захлопнул спасительную дверь и, переведя дыхание, понял, что сейчас самое время прибегнуть к испытанному средству от всевозможных стрессов – бутылочке «Wite Hourse», припрятанной в кабинете за томиком Герцена «Былое и думы». В надежде на то, что это последнее место, куда Шульдих полезет в поисках выпивки.
Но, очевидно, провидение сегодня не благоволило к оракулу (видимо в рамках борьбы с алкоголизмом). Потому что не успел Брэд завернуть за угол, как нос к носу столкнулся с Роналдиньо японского розлива - Кеном Хидакой. Вернее, из-за существенной разницы в росте, Хидака головой забуксовал где-то в районе солнечного сплетения оракула. Благо, что тренированные мышцы Брэда могли выдержать такой удар без последствий.
- Эээ… Я прошу прощения… - замялся японец.
- Ничего страшного, - решил быть снисходительным американский подданный, особенно в насущном стремлении добраться до вожделенной бутылки целительного бальзама.
Неожиданно сильная ладонь бывшего вратаря ухватила запястье оракула, заставив его остановится и с удивлением посмотреть на доселе скромного и непритязательного спортсмена.
- Я… я… могу поговорить с вами? – запинаясь, пробормотал Кен.
Оракул хотел было отказаться, так как вожделенный источник неги и покоя по-прежнему манил его, но весьма не вовремя вспомнил о своих обязанностях как лидера команды. Каковые обязанности сейчас смотрели на него умоляющими темными глазами и так некстати взывали к его чуткости. Кроуфорд, поняв, что заветный напиток отдаляется от него на неизвестное время, испустил тяжкий вздох и покорно позволил затащить себя в комнату Хидаки.
Кен Хидака, в прошлом голкипер юношеской команды, сменив профессию, не изменил, однако, своему увлечению. Стены его светлой, хорошо освещенной комнаты были оклеены постерами знаменитых футболистов и известных команд. Кроме того, весь угол над кроватью был завешен распечатками наиболее примечательных игровых ситуаций и голевых моментов. Повсюду можно было заметить выглядывающие тут и там футбольные мячи. Точного их количества не знал и сам обитатель этой комнаты.
Полка над телевизором была забита кассетами с записями игр, а тумба под ним – журналами и брошюрами. Конечно же, о футболе. Что удивительно, среди них не было даже обязательных для комнаты любого подростка мужских журналов. Не то, чтобы они должны были быть на виду, но почему-то Кроуфорд был уверен, что под подушкой у Кена их тоже нет. Вообще, оглядывая эту комнату, полную многочисленной спортивной атрибутики, у оракула складывалось впечатление, что он попал в рай для футболистов.
Кен, единым взмахом освободив старенькое кресло от сваленной на него в кучу спортивной формы, бутсов, полотенец и других мелочей, жестом пригласил Кроуфорда располагаться в нем. Воспользовавшись великодушным гостеприимством хозяина, Брэд осторожно присел на краешек кресла и, положив ногу на ногу, приготовился выслушать своего подчиненного.
Надо отметить, что как подчиненный, Хидака был наименее проблемной боевой единицей. Невзирая на кучу комплексов и периодические тщетные поиски своего старинного друга Казе с целью справедливой мести, невзирая на маниакальный блеск глаз при виде собственных багнаков, входящих в тело жертвы, как нож в мягкое масло, Хидаку можно было назвать наиболее тихим и беспроблемным членом команды.
Его футбольное помешательство было еще более безопасным, крайне редко заканчивающееся членовредительством. Оно имело только одно побочное действие – Кен не выносил «Манчестер Юнайтед», и эта неприязнь переносилась на англичан в целом. К счастью, среди туристов, приезжающих в Токио, людей этой национальности встречалось ничтожно мало, не давая тем самым пищи паранойе Хидаки.
И все же Кроуфорд, который будучи наполовину англичанином, хранил эту деталь своей биографии в строжайшем секрете, чувствовал себя неуютно под мрачным взглядом Кена, опасаясь вызвать его агрессию неосторожным словом. Даже сейчас, хотя каменное лицо оракула ничего не выражало, внутри он был подобен сжатой пружине.
- Я слушаю, Кен. О чем ты хотел говорить? – голос Кроуфорда разбил гнетущую тишину комнаты.
Кен задумчиво пожевал губу и мрачно вопросил:
- Скажите, шеф, вам случалось влюбляться? Нет, нет, не отвечайте сразу. Не просто влюбиться, а так… так… чтоб сердце переворачивалось. Навроде, как твоя команда вышла в финал, хотя, по прогнозам, должна была вылететь в самом начале. Чтоб дух захватывало, как будто твой соперник бьет штрафной, а ты не успел прикрыть руками пах. Чтоб голос срывало от признаний, как будто ты весь матч ругался с болельщиками соперника. Чтоб глаза видели лишь одного, будто на поле и нет остальных десяти. Чтоб…
- Я понял, понял, Кен, - замахал руками Кроуфорд. - И кто, позволь узнать, объект твоего… ммм… чувства. Роналдо? Онопко? Или, прости Господи, Марадонна?
- Вы, шеф, - тихо выдохнул Кен, не поднимая глаз.
Кроуфорд ошарашено воззрился на покрасневшего юношу.
- И т-ты, Кен! Почему? – растерянно прошептал он.
Кен не ответил, смущенно отвернувшись в сторону.
- Послушай, мой мальчик, - Кроуфорд встал и по-отечески положил руки на плечи юноши. Потом, немного подумав, чуть приобнял его за плечи, уменьшив расстояние между ними настолько, что стриженная макушка Кена ткнулась в грудь оракула.
- Я не думаю, что… - начал было Кроуфорд.
Осторожный стук в дверь прервал его вдохновенную речь, а последовавшее за этим появление Фудзимии заставило Кроуфорда отпрянуть от Хидаки, словно Ая застал их за чем-то непристойным.
Впрочем, судя по тому угрожающему взгляду, коим он окатил оракула с головы до ног, именно о непристойном Абиссинец и подумал.
- Кен, можно мне взять твою спортивную сумку? – спросил он у товарища. Однако металл в голосе и холодно-режущий взгляд необычного цвета глаз предназначались Кроуфорду и только ему.
Пока Хидака, освободившись из объятий оракула, доставал сумку из шкафа, Ая успел одними губами прошептать «Извращенец» Кроуфорду.
На что тот успел сделать максимально честные глаза, какие бывали у Шульдиха в те моменты, когда баланс его кредитки подходил к нулю, и прошептать в ответ:
- Как ты это выносишь?
Ответом ему послужил презрительный взгляд, который явно говорил о том, что его обладатель не приемлет таких жалких оправданий.
Сердечно поблагодарив Кена и метнув еще один злобный взгляд в сторону Кроуфорда, Ая исчез за дверью.
- Ммм… Видишь ли, Кен, - Кроуфорд осторожно подбирал слова, чтобы как можно полнее донести смысл того, что он пытался сказать, - как бы это попонятней сказать? Ммм… Мое сердце, знаешь ли, не совсем свободно. К тому же я отношусь к той группе лиц, чью национальную принадлежность ты относишь к существенным недостаткам, и которая вызывает у тебя не совсем радостные чувства, а вернее, совсем не радостные.
- А? – переспросил Кен, увязнув в хитросплетениях дипломатичной речи оракула.
Брэд набрал побольше воздуха в грудь и, решив раз и навсегда покончить с подобными признаниями, выпалил:
- Чтоб было понятно, просто представь, что я играю за «Манчестер Юнайтед».
Кен задохнулся от возмущения. Руки его сами потянулись к тяжелым призам, украшавшим полку слева.
Кроуфорд совершил очередной гениальный стратегический ход, ретировавшись с места проведения боевых действий. Стук тяжелого предмета о закрывшуюся дверь показал, что вовремя.
Признание третье
Следовало спешить, пока еще что-то (или кто-то) не отвлекло его. Тем более, после происшедшего с Хидакой, оракул вновь почувствовал непреодолимую жажду и настоятельную потребность утолить ее целительным бальзамом, одиноко притулившимся за томиком Герцена.
Но судьба, видно, была категорически против подобного свидания или попросту не благоволила взволнованному оракулу. Проходя мимо полуоткрытой двери ванной комнаты, Кроуфорд почувствовал, как чьи-то цепкие руки затаскивают его внутрь, и, не успев опомниться, оказался лицом к лицу с очередным подчиненным.
- Привет, - улыбнулся Еджи. В зеленых глазах плескалось веселье и озорство. Заподозрив неладное, Кроуфорд попытался было вырваться, но Балинез всем телом прижал его к стене. Только сейчас Брэд заметил, что Кудо практически обнажен. Из одежды на нем присутствовало лишь полотенце, чудом державшееся на бедрах. Перехватив его взгляд, Еджи выразительно кивнул:
- Если ты не перестанешь вырываться, то оно упадет.
- Что тебе нужно? - хрипло прошептал Кроуфорд.
- Как бы тебе объяснить? – загадочно улыбнулся Балинез. – Ты привлекателен, я – чертовски привлекателен. Понимаешь о чем я?
Пожалуй, впервые в жизни Брэду доставило такое удовольствие «играть в дурака».
- Не-а, - нагло ответил он, сверля Кудо жестким взглядом поверх оправы очков.
- Объяснить подробнее? – уточнил Еджи.
И, не дожидаясь ответа, плотней прижал оракула к стене и закрыл рот возмутившегося было Кроуфорда напористым поцелуем. Очки оракула съехали набок, взгляд пылал ненавистью, обещая все мыслимые и немыслимые пытки наглому флористу.
Руки Кудо тем временем проворно ослабили галстук оракула и, расстегнув рубашку, оглаживали подтянутое, загорелое тело командира.
Именно в таком виде и застал их Фудзимия, неслышно зашедший в ванную за бритвенными принадлежностями и зубной щеткой. Схватив и то и другое с полки, он спешно покинул эту «обитель разврата», напоследок ехидно улыбнувшись Кроуфорду и не сделав даже попытки помочь ему, хотя глаза оракула были полны мольбы о помощи.
Поняв, что ему неоткуда ждать помощи, Кроуфорд вытащил зажатую между стеной и телом руку и со всей силы оттолкнул бесстыжего Балинеза. Еджи отлетел к раковине, с размаху приложившись головой о трубу. Что совершенно не умерило его прыти и не стерло с лица эту вызывающую улыбку Чеширского Кота.
- Ты чего накурился, идиот? – возмутился Кроуфорд, лихорадочными движениями приводя одежду в порядок.
- Шеф, а ты - горячая штучка, - облизнув губы, Кудо нарочито развязно приподнялся с пола, не обращая внимания на сползшее полотенце, и на четвереньках, изгибаясь грациозней пумы, двинулся к оракулу.
- Но-но-но, - воскликнул Кроуфорд, - пойди проспись, Казанова. Завтра сам же об этом пожалеешь, - попробовал он урезонить разбушевавшегося Балинеза.
Поняв, что взывать к разумному в этом животном бессмысленно, Брэд, лихорадочно нащупав ручку двери, с воплем «Фудзимия, как ты это выносишь?» выбежал из ванной.
Признания четвертое и пятое
На это раз Кроуфорд решил ни за что не останавливаться, пока не дойдет до кабинета. Землетрясение, цунами, ураган, оползень и тайфун не смогут поколебать его целеустремленности. Он все равно доберется до заветного запаса. И, более того, в ближайшее время непременно пополнит его. Раз в десять! Иначе в этом дурдоме не выжить.
Вновь вспомнив ощущение требовательных ладоней Кудо, шарящих по его телу, Кроуфорд содрогнулся. Хуже всего то, что все это видел Фудзимия.
Дрожь не прекращалась, и оракул понял, что это вибрирует в кармане мобильный телефон. На ходу открыв его, он уверился в том, что пришло входящее сообщение. Все так же, не сбиваясь с шага, он нажал на кнопку, мельком заметив, что сообщение пришло от Персии.
Несмотря на все данные себе обещания, оракул застыл в шаге от своего кабинета. Потому что полученное сообщение мягко светило розоватым фоном, на котором особо блистали анимированные голубки, держащие букеты роз в переливающихся серебристых клювах. Целая стая подобных птичек окаймляла подмигивающую разноцветными огнями надпись «I love you» в центре экрана.
Со стоном захлопнув крышку мобильного, Брэд рванул на себя спасительную дверь собственного кабинета. Зайдя, он в изнеможении прислонился к ней, закрыв глаза в попытке проснутся и обнаружить, что все происходящее было сном. На ногах его держало лишь упрямство и мечта о томике Герцена, скрывающем вожделенный виски. Он выпьет двойную, нет, тройную дозу!
- Алкоголь, при неумеренном употреблении, ведет к разрушению нейронов мозга, - педантично заметил до боли знакомый голос.
Страшное подозрение заставило оракула открыть глаза. Так и есть, вольготно расположившись в его кресле, Шульдих неторопливо перелистывал «Былое и думы». Не приходилось надеяться, что этот бессовестный эксплуататор оставил хоть каплю своему начальнику.
- В твоем случае ему не с чем работать, - раздраженно ответил Кроуфорд. – Чтобы разрушить мозг, неплохо бы его, прежде всего, иметь.
- Упаси боже, - Шульдих вскинул руки в экспрессивном жесте, - меня и так достаточно часто имеют в мозг.
- Ты пошляк, Шульдих.
- Стараюсь, шеф.
Кроуфорд устало опустился на диван, стоявший недалеко от стола, и в задумчивости побарабанил пальцами по подлокотнику.
- Скажи мне, недоразумение, что случилось с твоим подельником? Какой травы он накурился?
- А что случилось? – заинтересованный Шульдих пересел ближе к Кроуфорду и закинул руку на спинку дивана.
Вместо ответа Брэд позволил телепату увидеть сцену в ванной. Он достаточно давно знал Шульдиха и, несмотря на его недостатки, был уверен, что немец не проболтается об увиденном.
Шульдих в восхищении присвистнул:
- Во дает, Балинез! Ну, Кудо, ну, кошак! Видать, весну почуял.
- Не вижу поводов для веселья, - мрачно констатировал Кроуфорд. – Это не единственный экстрим, ожидавший меня сегодня.
- Что? – удивился Шульдих. – Кудо успел что-то еще? Что? Он трогал тебя? Где? Нет, не трогал? А что? Смотрел? Вот извращенец-то, а! Или что? Он трогал не тебя, а себя? Бедолага! Нет? А что? Он заставил тебя смотреть на себя? Заставил трогать себя? Он умолял? Нет? А жаль!
- Шульдих, прекрати, - рявкнул Кроуфорд. – У меня и так выдался нелегкий день. Кстати, а где мой…
- Шеф, - перебил его телепат, - а ты не задумывался, почему мы с тобой так долго вместе?
- Что ты имеешь ввиду? - Кроуфорд, наученный горьким опытом, слегка отодвинулся к краю дивана, увеличив расстояние между собой и Шульдихом.
Немец резко придвинулся, почти зажав оракула в углу дивана и, прерывисто вздохнув, прошептал:
- Я не могу больше молчать! Мы столько лет вместе! Столько долгих лет безнадежного и безрассудного желания. Ах, - он патетично заломил руки, - я и не надеюсь пробудить в тебе ответное чувство. Но, прошу тебя, не откажи своему верному соратнику в небольшой просьбе.
- Шульдих, - утомленно произнес Кроуфорд, - если тебе нужны деньги, не обязательно устраивать такие представления.
- Что за приверженность стереотипам, mein Führer? – возмутился телепат. – Почему, стоит Фудзимии попроситься в отпуск, его никто не заподозрит в иных намерениях, более того, его просьбу тут же удовлетворяют, а если я…
- Фудзимия собирается в отпуск??!! – ошарашено спросил Кроуфорд.
-… если я, скромный и ответственный работник, прошу исполнить мою маленькую просьбу, все почему-то думают, что мне нужны только деньги!
- Скажешь – нет? – вопросительно вздернул брови оракул.
- Не только, - увернулся от прямого ответа немец.
- Так, говоришь, Фудзимии дали отпуск? Надолго? Куда он едет?
- Да. На две недели. Понятия не имею. – Последовательно ответил на все вопросы Шульдих и добавил: - Но могу покопаться у него в мозгах, если ты выполнишь мою маленькую просьбу.
- Просьбу?
- Да.
- Маленькую?
- Крохотную.
Оракул устало вздохнул.
- Сколько мне это будет стоить?
- Ни цента. Билеты в Амстердам я уже заказал.
Кроуфорд в удивлении воззрился на телепата.
- При чем тут Амстердам?
Шульдих торжественно опустился на одно колено и проникновенно произнес:
- Бред, я прошу тебя составить счастье моей жизни.
- О, Господи, за что? – только и смог вымолвить Кроуфорд. В следующий момент его уже не было в комнате. И только вслед неслось обиженное шульдиховское:
- А как же мой медовый месяц?
Почти признание
Когда Наоэ Наги переступил порог дома, служившего резиденцией для объединенной команды, то, пожалуй, впервые в жизни, был ошарашен настолько, что застыл в дверях. Как будто мало было того, что всегда спокойный и уравновешенный Абиссинец вдруг ни с того ни с сего категорично требует отпуск и, собравшись в рекордные сроки, уже садится за руль своего «Порше» во дворе, так еще и всегда невозмутимо-сдержанный Кроуфорд предстал сегодня перед Наоэ в совершенно ином виде. Всклокоченный, с распахнутым пиджаком и криво застегнутой рубашкой, с развевающимся , съехавшим набок галстуком он, словно метеор, несся по коридору первого этажа, явно направляясь к выходу из дома.
Наги попытался было остановить его.
- Кроуфорд, постой, мне нужно серьезно с тобой поговорить.
Притормозив на минуту, Брэд воскликнул:
- Наги, мальчик мой, только не ты! Оставь мне хоть какие-то иллюзии!
С этими загадочными словами оракул выбежал во двор и, хлопнув дверью уже отъезжающего автомобиля Абиссинца, звонко крикнул:
- Гони, Фудзимия!

Вместо эпилога
Первые лучи неяркого апрельского солнца заглянули на крытую террасу одинокого кирпичного особняка, осветив практически идиллическую картину: двое молодых людей предавались лучшему из придуманных человеком занятий – сладостному безделию.
Стройный рыжеволосый парень, облокотившись о перила, разглядывал лужайку перед домом. В руке у него была зажата чашка с дымящимся утренним кофе.
Его спутник – молодой человек, чьи волосы казалось вызолотило солнце, - с удовольствием дымил первой утренней сигаретой.
На столике перед ним сиротливо лежали остатки завтрака.
- Как думаешь, Еджи, у нас все получилось?
- Без сомнения, мой гениальный. Если нет, я не против все повторить. Только прошу, в следующий раз уволь меня от таких страстных сцен, Шульдих.
Телепат насмешливо взглянул на друга.
- А мне показалось, у тебя неплохо получается.
- Неплохо? И только? – возмутился Еджи.
- Нет, - насмешливо протянул Шульдих, - ты был великолепен. Какая грация, какая страсть.
Кудо потянулся и, встав, подошел вплотную к Шульдиху.
- Ты и понятия не имеешь, каким я могу быть, - прошептал он, склоняясь и задевая губами аккуратное ухо за рыжими прядями.
Немец отставил чашку с недопитым кофе и вызывающе прошептал прямо в губы Еджи:
- Наконец-то мы одни!
***
Где-то в Альпах. Одинокое шале к северо-востоку от австрийской границы.
Кроуфорд бросил ключи на прикроватную тумбочку, и устало повалился на кровать. После долгого путешествия глаза слипались, но одно дело требовало безотлагательного исполнения.
- Ая, - позвал он сонным голосом.
Молодой японец склонился над ним в ожидании. Алые пряди свесились вдоль лица, серьга мерно покачивалась в ухе. Брэд находил это зрелище невероятно привлекательным и эротичным.
- Скажи это, - прошептал он, протягивая руку и пальцем обрисовывая на лице Аи брови, веки, крылья тонкого аристократического носа. Фудзимия зажмурился от удовольствия. – Скажи.
Ая усмехнулся и исполнил его просьбу.
- Наконец-то мы одни!
КОНЕЦ.